1) Для стран, которые вовсе не относятся к европейским и никогда не имели наших гражданских идей или классического латинского образования. Я не стану притворяться, что патагонский вариант понятия «подданство» мгновенно всплывает в моей памяти или что слово «республика» по-даякски знакомо мне с младых ногтей.
2) Для Германии, где этот принцип хоть и применим ко многим словам, – таким, как «нация» и «философия», – но неприменим в целом, поскольку Германия проводит особую и целенаправленную политику поощрения исключительно немецкой части своего языка.
3) Для человека, который вообще ни одного языка не знает, как это в целом случилось со мной.
Таковым, по крайней мере, было мое положение в тот черный день, когда я совершил свое преступление. Совпали два упомянутых исключения – я гулял по немецкому городу и не знал немецкого языка. Однако в моем распоряжении были два или три великих и важных слова, объединяющих нашу европейскую цивилизацию. Одно из них «сигара». Поскольку день стоял жаркий и дремотный, я присел за столик в какой-то пивной на открытом воздухе и заказал сигару и кружку светлого. Выпив пиво, я заплатил за него. Но выкурив сигару, заплатить забыл и пошел прочь, восторженно глядя на величественные очертания Таунусских гор. И, примерно через десять минут внезапно вспомнив о своей оплошности, я вернулся к месту своего отдохновения и положил деньги. Но хозяин тоже забыл про сигару и лишь гортанно произнес что-то с вопросительной интонацией, полагаю, интересуясь, чего я хочу. Я произнес «сигара», и он дал мне сигару. Я постарался оставить деньги и жестами отказаться от его предложения. Он же решил, что мой отказ связан с неприятием конкретно этой сигары, и принес мне другую. Я махал руками, словно ветряная мельница, стремясь передать всеохватывающей универсальностью своего жеста, что мой отказ имеет отношение к сигарам в целом, а не именно к этой. Он принял мои старания за обычное нетерпение, свойственное людям, и ринулся в атаку с целым ворохом разнообразных сигар, стараясь навязать их мне. В отчаянии я попробовал иные виды пантомимы, но чем больше сигар отвергал, тем более редкие и изысканные появлялись из глубин и закутков заведения. Я тщетно пытался придумать способ донести до ресторатора тот факт, что у меня уже была сигара. Я изображал горожанина, который курит, сбивает пепел и выбрасывает окурок. Но бдительный хозяин полагал, что я репетирую (словно в экстазе предвкушения) удовольствие от сигары, которую он собирался мне дать. В конце концов я смущенно удалился: он не желал взять плату и оставить сигары в покое. А поскольку ресторатор (на лице которого любовь к деньгам сияла, как солнце в полдень) категорически и твердо отказался принять деньги, которые я, безусловно, был ему должен, то я унес эти его два пенса с собой и несколько месяцев на них кутил. Надеюсь, в последний день ангелы очень мягко донесут всю правду до этого несчастного человека.
Таков мой честный и полный рассказ о Великом Сигарном Мошенничестве, а мораль его в том, что цивилизация основана на отвлеченных понятиях. Идея долга вообще не может быть передана телодвижениями, поскольку она абстрактна. Но очевидно, что без долгов цивилизация – ничто. Поэтому когда искушенные ребята, изучающие научную социологию (которой не существует), скажут вам, что цивилизация материальна или равнодушна к абстрактному, просто спросите себя, сколько понятий, составляющих основу нашего общества, относящихся к закону, акциям и облигациям или национальному долгу, вы смогли бы, гримасничая и жестикулируя, донести до немецкого трактирщика.
Перевод Марии Акимовой
Величие мелочей
Давным-давно жили-были два маленьких мальчика – точнее, жили они в палисаднике у красивого поместья. Садик этот был размером с обеденный стол, он состоял из четырех полосок гравия, квадрата дерна с загадочными кусочками пробки посередине и одной цветочной клумбы с рядом ромашек и алых маргариток. Однажды поутру, когда мальчики играли в этом романтическом месте, один из прохожих – вероятно, молочник – перегнулся через перила и вовлек их в философский разговор.
Мальчики, которых мы назовем Петром и Павлом, очень заинтересовались. Что же до молочника (который, кстати сказать, был эльфом), то он предложил исполнить абсолютно любое их желание. Павел деловито объяснил, что давно мечтает стать великаном, чтобы шагать через континенты и океаны, а перед ужином посетить Ниагару или Гималаи. Молочник достал из нагрудного кармана волшебную палочку, небрежно ею взмахнул, и все поместье вместе с палисадником стало казаться игрушечным домиком на фоне громадной ступни Павла. Он шел, чтобы посетить Ниагару или Гималаи, а голова его касалась облаков. Но когда он увидел Гималаи, они показались ему ужасно маленькими и простенькими, как кусочки пробки в палисаднике у дома, а Ниагара оказалась не больше струйки воды из крана в ванной.