Мое преступление

Кеннингтон много говорил о бодрости духа узника, но потом мне пришлось вспомнить несколько фраз в его письме, при первом прочтении не показавшихся сколько-нибудь значительными. В тюрьме у человека бывают странные соседи, некоторые из них становятся не менее странными друзьями, и насколько человек может найти себе друга в неволе, Саутби это удалось. Таким другом стал его сокамерник по имени Местер.

«Этот парень, – утверждал Кеннингтон, – самый беззаботный весельчак из всех, кого мне доводилось видеть, поистине душа общества, пусть даже тюремного. Он получил хорошее образование, какое-то время жил во Франции, но там его дела пришли в упадок. Затем ему довелось побывать шофером одного австрийского барона, работать на автомобильном заводе в Сюрене, потом он заинтересовался полетами на Исси[51] и, наконец, был обвинен в жестоком ограблении при отягчающих обстоятельствах пожилой леди, которая вроде бы собиралась помочь ему с основанием автомобильного бизнеса в Дувре».

Местер категорически настаивал, что преступление было делом других рук, а сам он стал жертвой несчастных обстоятельств: улики, благодаря которым его осудили полиция, якобы были ложными. Тем не менее он был признан виновным и приговорен к четырем годам каторжных работ; это произошло буквально на следующий день после осуждения Саусби.

Между ними завязалась, как я уже говорил, странного рода дружба. Каждый из них считал себя неправомерно осужденным; каждый мог сочувствовать другому, оказавшемуся в сходном положении. Местер во всеуслышание объявил, что когда он выйдет на свободу, то наведается к старому баронету, дабы кое-что ему объяснить. Саутби тоже, судя по всему, заинтересоваться историей Местера и попросил кого-то из старых знакомых, имевших отношение к прессе, помочь ему с расследованием.

Мне доводилось слышать, что его история привлекла внимание одного выдающегося писателя, который пришел к выводу о невиновности Местера[52]. Этот человек действительно обладал беспокойным характером и, похоже, мог быть соучастником разного рода мошенничеств – но такие люди обычно не совершают насильственных преступлений. Так что предположение об ошибке полиции выглядело вполне разумным…

Сам Местер без колебаний утверждал, что если бы он оказался на свободе, то самое большее в течение месяца, несомненно, доказал бы свою невиновность. Он был настолько убежден в этом, что, кажется, почти открыто высказал Саутби намерение бежать из Паркхерста, если вдруг ему представится такая возможность.

В то время я особенно не задумывался обо всем этом. Да и действительно, такие надежды лелеют многие узники, для которых преступление еще не стало привычкой, а тюрьма – убежищем. Но признаюсь, что совсем не был удивлен, когда несколько недель спустя, открыв утреннюю газету, прочитал заметку: из Паркхерста бежали двое заключенных, которые, несмотря на усилия полиции, все еще остаются на свободе.

«Саутби и Местер», – сказал я себе. И не ошибся, как вы вскоре узнаете.

3

Эта новость, разумеется, заставила меня поспешить в Борроу-Клоуз. Самому сэру Борроу я решил пока ничего не говорить, опасаясь встревожить его и без того слишком раздраженный ум (выражаясь деликатно), а вот Эвелин и Гарриет выслушали меня с жадным любопытством – но старшая сестра, подозреваю, уже знала кое-что. Этот факт тогда впечатлил меня не так сильно, как следовало бы. Я подумал, что она просто получила от кого-то из знакомых письмо, в котором содержалось упоминание об этом побеге. Может быть, даже не просто «от кого-то из знакомых», а от самого Саутби. Хотя, по здравом рассуждении (которого я тогда не проявил), такое вряд ли было возможно при данных обстоятельствах.

Побег состоялся вчера. Будь письмо отправлено с острова Уайт или даже из прибрежного графства накануне вечером, оно не могло еще прийти в Борроу-Клоуз с девятичасовой почтой. Впрочем, позже я совершенно случайно обнаружил, что капитан Кеннингтон намекнул на возможность такого побега в предыдущем письме, полученном на сутки раньше. Но какие бы мысли ни возникли у меня по поводу этого открытия, я предпочел держать их в строгой секретности.

Так или иначе, в усадьбе весть о побеге вызвала вполне закономерное волнение. А вскоре последовали и куда более драматические события.

Сам-то я почти сразу пришел к мнению, что беглецы будут быстро схвачены, несмотря на то, что их побег, описание которого содержалось в газете, был превосходно продуман. Насколько можно понять, они преодолели первую из высоких стен, окружающих тюрьму, выбрав момент, когда остров был окутан густым туманом. Затем пробежали через огороженный дворик, в котором работали другие заключенные, взобрались на внешнюю стену, спустились с нее по тонкой шелковой лестнице (она так и осталась висеть на стене), после чего устремились к морю.