Гренби, который уже пританцовывал на берегу от нетерпения, воскликнул, обращаясь к своему товарищу:
– О, тут все заросло грязью, это невыносимо! Проще перепрыгнуть.
И, со свойственной ему порывистостью, он и в самом деле прыгнул, и хотя чуть поскользнулся при приземлении, в целом благополучно очутился на другой стороне. Однако короткие ноги отца Брауна для прыжков не годились, зато весь его облик более чем годился для того, чтобы с громким всплеском свалиться в грязную воду. Благодаря поспешной поддержке товарища он не погрузился в нее слишком глубоко, но, карабкаясь вверх по скользкому зеленому берегу, он вдруг остановился, склонив голову и уставившись на что-то, скрытое в траве.
– Вы там что, ботаникой решили заняться? – с раздражением спросил Гренби. – У нас нет времени собирать гербарий из редких растений после того, как вы попытались исследовать чудеса Господни в пучине[44]. Давайте уже; грязные или нет, мы должны предстать перед баронетом.
Когда они проникли в замок, их встретил старый учтивый слуга, а больше никого не было видно вокруг. Выяснив, с чем они пожаловали, слуга проводил их в комнату, обшитую дубовыми панелями. На окнах красовались причудливые решетки, на темных стенах висело оружие разных эпох, а возле огромного камина безмолвным стражем застыл полный доспех четырнадцатого столетия. Через приоткрытую дверь можно было разглядеть еще одну длинную комнату, где висели в ряд выполненные в темной гамме семейные портреты.
– У меня такое чувство, – сказал юрист, – что я попал не в жилище, а в роман. Мне в голову не приходило, что кто-нибудь станет так бережно хранить атмосферу «Тайн Удольфо»[45].
– Да, сей пожилой джентльмен весьма последователен в своей исторической мании, – ответил священник, – а все эти вещи – не подделки. Их явно не создал человек, уверенный, будто все Средневековье – это одно и то же время. Нередко берут куски от разных доспехов и соединяют, но этот доспех явно носил один человек, причем здесь мы видим его полное облачение. Он рыцарский, довольно поздней эпохи.
– Если уже мы ведем светскую беседу, смею заметить, – проворчал Гренби, – что с этаким хозяином мы имеем шанс истлеть здесь и сами стать памятниками какой-нибудь эпохи. Он заставляет нас ждать чертову уйму времени!
– В таком месте все и должно происходить медленно, – возразил отец Браун. – Я думаю, с его стороны весьма любезно вообще принять нас: двух совершенно незнакомых людей, которые явились задавать ему глубоко личные вопросы.
И в самом деле, когда хозяин дома появился, у них не было оснований упрекать его в недостаточном гостеприимстве. Напротив, они прониклись уважением к тому старомодному воспитанию, благодаря которому люди без труда сохраняли чувство собственного достоинства даже в дикой глуши, тоскливо прозябая долгие годы в добровольном заточении в деревне. Баронет не выглядел ни удивленным, ни обеспокоенным визитом; и хотя можно было предположить, что в последний раз он принимал гостей четверть века назад, вел он себя так, как будто только что проводил пару заехавших к нему герцогинь. Он не выказывал ни смущения, ни раздражения, когда они затронули щекотливую тему, ставшую причиной их появления. После некоторых неторопливых раздумий он, по всей видимости, счел их любопытство в данных обстоятельствах оправданным. Был этот старый джентльмен худощав, энергичен, с черными бровями и острым подбородком, и хотя аккуратно завитые волосы у него на голове, несомненно, были париком, ему хватило мудрости носить седой парик.
– Касательно вопроса, который беспокоит вас в данный момент, – сказал он, – я могу дать очень простой ответ. Я действительно собираюсь передать все свое имущество сыну, как мой отец передал его мне, и ничто – решительно ничто – не заставит меня поступить иначе.
– Я безмерно благодарен вам за эти сведения, – ответствовал юрист. – Однако ваша любезность наполняет меня смелостью, так что я позволю себе заметить: вы слишком мрачно смотрите на жизнь. Я представить не могу, чтобы ваш сын даже помыслил о чем-то столь недостойном, что вам пришлось бы сомневаться, заслуживает ли он наследства. Он, конечно, может…
– Именно, – сухо произнес сэр Джон Масгрейв, – может. Это довольно слабо сказано. Не будете ли вы столь любезны на минуту пройти со мной вместе в соседнюю комнату?
И он повел их в галерею, которую они уже видели вполглаза, и мрачно застыл перед рядом почерневших портретов.