Моё пост-имаго

После самоубийства Джонатана прошло целых пять дней. Квартира не то что опустела, в ней за это время будто появился черный угол, из которого разрасталась тьма, и он, этот угол, с каждой минутой затягивал в себя всю прежнюю жизнь дома № 24. Постепенно ничего не осталось. Никаких эмоций, мыслей и чувств.

Часы пробили девять утра. С их последним ударом внутри Марго словно заработал какой-то механизм. Она отмерла, медленно повернулась и направилась вверх по лестнице, сжимая в руке большой кухонный нож.

Марго знала, что именно произошло. Она все поняла. Но было слишком поздно. Было поздно корить себя за то, что не поверила Джонатану, за то, что не поддержала его и оставила наедине с отчаянием. Кто-то словно откачал из нее специальной машиной все сожаления. Их место с недавних пор заняло лишь какое-то придушенное подушкой холодное осознание происходящего.

Она поднялась по лестнице, прошла мимо их с Джонатаном спальни и двинулась прямиком к детской. Зайдя в комнату, тихонько прикрыла за собой дверь.

Калеб стоял возле кровати, глядел в пол и ждал. На нем был черный костюмчик: штаны, жилетка и пиджачок. Из руки свисал непослушный галстук, который он так и не смог завязать. Когда мама зашла, мальчик даже не посмотрел на нее, но его губы тронула улыбка.

– Зачем тебе нож, мамочка? Ты хочешь порезать пирог? – негромко произнес Калеб. Это было сказано тем же голосом, который она слышала в этой комнате в ночь туманного шквала. Голосом, который она изо всех сил пыталась забыть.

Марго не ответила.

– Все хуже не бывает, да, мамочка? – спросил Калеб. – Почему ты их всех терпишь? Тетушка Джеральдин слишком груба с тобой! Тетушке Джеральдин никто не позволял так говорить с моей мамочкой. А еще те злые полицейские… Как бы они не споткнулись и случайно не упали в канаву со свернутыми шейками. Они не пожалели мамочку – даже не предложили ей платочек.

Марго опустила взгляд и шагнула вперед, не в силах смотреть на мальчика. Нож в ее руке был направлен острием в пол.

– Я знаю, что у тебя на уме, мамочка, – сказал Калеб. – Я вижу, что ты задумала…

– Неужели?

– Да. Ты хочешь, чтобы тетушка Джеральдин организовала не одни похороны, а трое… трое грустных похорон! Это очень-очень плохая идея, мамочка.

– Да? – безразлично спросила она. – Почему же?

– Потому что мне очень хочется жить! Как ты не понимаешь?! Это же так хорошо, когда ты – настоящий мальчик. Когда у тебя есть комната, игрушки и даже мамочка! Это же просто чудесно!

– А как же… как же… – Марго не смогла произнести его имя.

– Папочка сошел с ума и застрелился. Выстрелил себе в рот на скамейке в парке Элмз.

– Он не застрелился! Он бы не стал этого делать!

– Но так сказал мистер констебль.

Марго зажмурилась до боли в веках, после чего открыла глаза и ненавидяще уставилась на мальчика.

– Зачем эти игры? – спросила она. – Мы ведь с тобой сейчас здесь одни. Зачем ты продолжаешь играть и прикидываться? Это твой Хозяин убил Джонатана.

– Хм… нет же! Папочка сошел с ума и застрелился. Выстрелил себе в рот на скамейке в парке Элмз, – слово в слово повторил мальчик. – Так сказал мистер констебль.

У нее не было сил спорить.

– Ты не должна делать то, что задумала, мамочка, – продолжил Калеб. – Я знаю, что ты хочешь вонзить нож сперва в своего любимого сыночка, а потом вонзить его в себя.

Она промолчала.

– Ты просто пока что не видишь, но у тебя есть выбор…

– Выбор? – усмехнулась Марго. Это существо говорило не так, как ее восьмилетний ребенок. Судя по словам, которые оно произносило, оно было намного, намного старше.

– Да, выбор, мамочка. Ты можешь умереть, а можешь продолжать жить. И все будет как прежде.

– Как прежде ничего не будет.

– Да. Но у тебя будет твой сыночек. Хозяин сказал…

Из ее горла вырвался отчаянный хрип.

– Твой проклятый Хозяин!

– Он сказал, – не обратил внимания на ее слова Калеб, – что любовь мамочки к своему сыночку безгранична, потому что он ее плоть и кровь. Потому что он – продолжение ее самой. И я – твое продолжение…

– Ты не мое продолжение! Ты маленький гаденыш…

– Гаденыш! Мне нравится это слово, – широко улыбаясь, проговорил мальчик. – Может, я и гаденыш, но где-то здесь, внутри, еще живет милый, загнанный, забитый в угол Калеб. Он плачет и зовет тебя: «Мама! Мама! Ты же не бросишь меня, мама?! Ты же не убьешь меня, мама?!»

Нож в ее руке дрогнул.

– Его уже нет. Он давно исчез.

– Не-ет, – протянул мальчик. – Он по-прежнему здесь, и, если хочешь, я буду его иногда выпускать.

– Ты лжешь.

– Я не лгу. Я никогда тебе не солгу. Знаешь почему?

– И почему же?

– Потому что я тебя люблю, мамочка.

– Любишь? – с ненавистью процедила она. – А Джонатана?

– Папочка сошел с ума и…

– Хватит! – закричала Марго.

Ее не интересовало, как именно проклятая кукла заняла место Калеба, было ли это как-то связано с отрезанным, а потом снова пришитым лицом, планировал ли заранее Малыш Кобб, чтобы его сожгли, или просто все удачно для него совпало. Она хотела узнать другое. Джонатан словно завещал ей непонимание и неуемное желание понять причины…

– Что мы сделали этому проклятому Гудвину? За что он так с нами? Что ему от нас нужно?