Модификаты

Вали ступила на начало ведущего вниз уступа и просто пошла, не оглядываясь, очевидно, оставляя за мной решение, следовать за ней или нет. Я посмотрела на немного встревоженного дока и Арни и получила в ответ "тебе решать" взгляды. А потом Рисве нервно переступил, сглатывая, и наши глаза пересеклись. "Пожалуйста" умоляли его, и я, решившись, шагнула на гладкую прохладную поверхность. Спуск оказался, на удивление, долгим, мы шли и шли по кругу, и ровный пятачок в центре стал чудиться недостижимым. Но вместо раздражения это долгое движение по спирали, наоборот, будто убаюкивало эмоции, погружая в атмосферу спокойствия и оторванности от всего, что осталось где-то там, наверху. Так что к моменту, когда мы достигли цели, во мне почти не было нервозности, лишь желание знать, что же будет дальше. Вали же просто села на землю, вытянув длинные ноги, и похлопала рядом. Я опустилась, усаживаясь, как она, но женщина сделала мне знак, словно просила уложить голову ей на колени. Недоумевая и не будучи уверенной, что правильно ее поняла, я легла на бок и аккуратно опустила голову в указанное место. Женщина осторожно коснулась моего лба, будто спрашивая разрешения, и после кивка, стала поглаживать мои волосы. Открытых участков кожи неожиданно коснулся ветерок, и я едва не вскочила и не закричала, увидев вокруг лишь макушки древесных крон. Вали мягко удержала меня, продолжая успокоительно гладить. А я же во все глаза пялилась, не в силах понять, как так вышло, что опускаясь столько времени, мы на самом деле очутились на этом крошечном островке скалы, возвышавшимся над местными деревьями, открытые со всех сторон под местным небом. Прикосновения же предводительницы аборигенов буквально уговаривали отпустить понимание этого и погрузиться в себя. Мое дыхание становилось все спокойнее, и к тому времени, когда теплая ладонь прикрыла мне глаза, сознание стало смещаться, не вызывая, однако, страха перед потерей контроля. Я будто скользила куда-то вглубь себя, назад-назад, в некое потрясающее и давно забытое место, где и начиналась собственно я. И на мне были руки не едва знакомой женщины из чужого мира… это была мама, ее тепло и запах. Я слышала ее смех и голос, любимые фразы и обыденные выражения, вот только звуки всегда известных слов удивительным образом трансформировались, образуя новые сочетания, отпечатывавшиеся теперь в глубинах памяти так же четко, как и те, что я слышала с того момента, как стала осознавать себя. В моем горле и на языке поселилась щекотка, дразня возможностью совершенно нового произношения извечно знакомых слов и понятий.

А потом сознание медленно двинулось обратно вверх, так, как бывает на набирающей скорость карусели. Мои воспоминания о нашем доме, школе, играх с другими детьми, мире вокруг. Краски, формы, ощущения, снова звуки, еще образы. Моя первая влюбленность, поцелуй, близость, расставание и почти настоящая при этом трагедия, как и у любого подростка. Забыла, я все это давно забыла. Все быстрее мелькают картины. Учеба, учеба, работа. Почти полное исчезновение из моей жизни брата. Мамина смерть, отчуждение отца, потом и его уход. Еще работа, работа, приносящие только разочарование отношения с мужчинами, казавшимися сейчас абсолютно безликими. Ковчег. Мне становится трудно дышать. Рожер Тюссан смотрит неотрывно своими золотистыми, терзающими меня глазами. Нападение "Сталкера", подозрения, страх, ритмичные вторжения Рожера в меня. Голова, как же сильно она болит. Кажется, я прошу о чем-то. Вали отвечает мне, и я уже знаю язык, но не улавливаю смысла, потому что не могу вырваться из кошмара. Как же мне больно. Каждая мышца и кость воет от боли, что причиняет капитан, сверля меня неотрывным взглядом, вырваться я не могу. Вали уже зовет меня, трясет, а сквозь меня потоком продолжают нестись картинки всех пережитых унижений, все жуткие свидетельства того, как Тюссан раз за разом осквернял мое тело, ломая душу. По моему лицу льются горячие слезы, но они не мои. Это Вали оплакивает меня, укачивая, как ребенка, и умоляя вернуться, освободиться. И очень-очень медленно я выплываю из пространства боли, отрываю от себя цепко удерживающие меня пальцы капитана, выдираю уродливые щупальца, которые он запустил в меня невообразимо глубоко, хотя все равно еще так много его остается внутри меня. Я и не знала, до какой степени отравлена страхом перед ним, искалечена насилием, может, даже уже безнадежно испорчена. Я вырываюсь, но не значит, что освобождаюсь окончательно.

ГЛАВА 22

— Рисве, — мягко погладила мое плечо Душа народа, укоризненно покачивая головой, будто я несмышленый ребенок, путающийся в своих ногах, но упорно пытающийся сбежать из-под опеки.

— Это имя больше не мое, мать Вали, — упрямо дернул я головой, отвергая ее настойчивое желание призвать мою разумность. Нечего было призывать. Мой разум на месте, хоть душа и тело в благословенном огне.