Модельер

Они проехали два моста, чуть постояв в пробке на втором, миновали все возможные острова и углубились в королевство заборов и бесполых двухэтажных домов, перемежающихся выродками девяностых, устаревшими новостройками, достаточно, на взгляд Юли, уродливой наружности. Этих уже никто бы не посмел бы назвать бесполыми: страшно, они сгрудились вокруг, иногда подступая к самой дороге, недобро смотрят сверху вниз глазами-окошками.

Рядом порт и можно различить запах рыбы.

Юлия останавливает машину. Сзади никто не сигналит: наверное, машины здесь нечастые гости. Выкручивает руль и медленно съезжает в указанную Владом сторону.

— Здесь нет поворота.

Лучи фар выхватывают из темноты заляпанную замёрзшей грязью дыру в какие-то глухие дворы, заросший безымянными и бесполыми, не принадлежащими, казалось, ни к какому роду и виду, кустами, и несколько каменных блоков лежащих поперёк дороги. На них громоздятся снежные шапки. Сверкают зады улепётывающих псов; они отбегают на порядочное расстояние, поворачиваются и таращатся на машину, опознать их можно было только по сверкающим глазам и поднимающемуся из пасти пару.

— Бедные собачки… — рассеяно бормочет Юлия.

— Бедные? — возмущается Савелий, но негромко: — да это настоящие городские волки!

Где-то там, дальше, вздымаются громады домов с пятнами света в окнах, будто искры над невидимым за каким-то элементом ландшафта костром.

— Нам туда, — упорствует Влад. — Я здесь проходил.

— Милый мой! — говорит Юля. — Здесь нет дороги. Поищем объезд.

Она разворачивает машину, всё так резко, что пассажиров кидает то вперёд, то назад, словно они сидят верхом на Юлином запястье: рука в свою очередь покоится на рычаге переключения передач. С приборной панели падают тёмные очки, Сав демонстративно не лезет их поднимать. Скрещивает на груди руки и глядит в окно.

Проезд обнаруживается чуть дальше, между двух ларьков, торгующих сигаретами, курниками в заиндевевшем полиэтилене, шоколадками, и всякой подобной мелочью.

— Выключи фары, — командует Влад.

Юлия косится на него, но выключает, ничего больше не спросив. Бормочет:

— Ты бы ещё попросил надеть на голову чёрный чулок.

Она всё ещё смущена и огорошена своей вспышкой. Машина заворачивает в переулок и медленно крадётся среди припаркованных автомобилей, от фонаря к фонарю, от одного освещённого окна к другому. Но окна кончаются, фонари тоже, и приходится ориентироваться только по смутным очертаниям. Кажется, будто они едут по глубокому ущелью с абсолютно чёрными отвесными стенками.

— Так мы только соберём зевак, — говорит Савелий, — Это ненормально — ехать ночью без фар.

Влад заволновался:

— Включи фары.

— Какие зеваки среди ночи, — бурчит Юлия. По мановению её руки вспыхивает свет.

Как раз вовремя. Они ввинчиваются в распахнутые настежь ворота, и совсем чуть-чуть места остаётся, чтобы не снести левое зеркало. Вокруг и впереди темно, будто бы здесь никто и не живёт, фары отражаются на неубранном с дорожек снегу.

— Что здесь? — спрашивает Юлия.

— Тела, — говорит Влад, и машина дёргается — Юля непроизвольно давит на тормоз, смотрит на Влада с досадой, и они продолжают движение.

Савелий улыбался во весь рот.

— Ты Юльку не пугай. Зачем она нам, с нервным-то срывом?

Чтобы смягчить резкость своих слов, он гладит её по руке. Поясняет:

— Манекены. Вот, что он имел ввиду.

— У него же есть манекены…

— Он питает страсть к брошенным, сломанным и гнилым. Да, приятель? Плохо, у них не бывает душевных болезней. У тебя было бы где развернуться со своими идеями.

Влад не слушает — выбирается из машины, и идёт к невразумительной груде мусора на газоне, укрытой в кустарнике между двумя тополями. Когда перелазит через низкую ограду, слышит, как позади хлопают дверцы пикапа. Полы пальто стегают по ногам, шарф сползает с шеи и Влад его поправляет. Холодно. Если поднять голову, можно разглядеть торчащие во все стороны, точно рёбра, обугленные балки — в этом доме полностью сгорели два верхних этажа, жители уцелевших двух предпочли временно расселиться по родственникам.

Влад стаскивает полиэтилен, и лучам двух фонариков предстаёт груда тел. Нет, людьми здесь даже не пахнет, манекенами, как предполагал Сав, тоже: это части громоздких квадратных туш с выпотрошенными внутренностями, от них веет холодом, а под ногами хрустит стекло.

— Мать честная… — выдыхает Сав. — Так вот он — похититель телевизоров! И ему были нужны не дорогие микросхемы.

Разбитые экраны, куски пластиковых корпусов, хром и благородный матовый пластик покрывают слои пыли и грязи. Шнуры выглядели оголёнными мышцами на ногах какого-то животного — мёртвого животного. Кусты вокруг поломаны и примяты: видно, ходили здесь не раз. Хотя, возможно, разруха здесь царит ещё со времён пожара.

Вооружившись перчатками, они перетаскали всё в кузов и накрыли полиэтиленом. Все притихли; Юля и Сав со своих мест испуганно поглядывали на Влада, а он как всегда витал в облаках, рисуя грязным пальцем на запотевшем стекле.