Модельер

Изменилась. Пару раз Влад замечал непорядок в одежде, или, гораздо чаще — в причёске. Он спрашивал: «Где Ямуна?» и Юля всегда с лёгким раздражением отвечала «В школе». Какими бы ни были небольшими владовы познания в человеческих отношениях, он был уверен: дочь ни за что не позволит матери выйти на люди с непорядком в одежде (если, конечно, в этот момент дома), а Ямуна в тот единственный раз, когда Влад её видел, не производила впечатления плохого ребёнка. Обычная девчушка, даже излишне любопытная и любознательная для своих лет. Во всяком случае, в её глазах не было той загадочной, томной пропасти, что была теперь у мамы. Глаза девочки были чем-то наполнены; чем — неважно, да хоть обычными девчачьими глупостями.

Неизвестно, что до пропасти, но мамину причёску, вернее, её отсутствие, дочка не может не заметить. И Влад замечал: для него причёска, конечно, не столь важная часть образа (на манекенах, к которым он прикипел душой, никаких причёсок не было), но весьма существенна. И Юля бы заметила, если б смотрела перед входом из дома в зеркало. Иногда она успевала исправить огрехи, смотрясь в зеркало заднего вида в машине — Влад делал такой вывод, наблюдая, как выбиваются из наскоро закрученных в узел или подхваченных заколкой волос неаккуратные пряди.

Часто Рустам звонил сам, говорил с медлительной усмешкой в голосе:

— Работа спорится, хозяин. Не хочешь прийти посмотреть сам?

Эта медлительность была им самим — медлительность фраз, медлительность юмора, но при этом неотвратимость действий. У Рустама хорошо было перенимать опыт, но перенимать его привычки, эту тягучую медлительность — нужен такой же склад ума. Влад же всё делал стремительно, во взрывной манере, пусть даже если приходилось потом по нескольку раз переделывать.

— Юля показывала мне фотки.

— Тебе не интересно глянуть своими глазами? — будто бы обижался Рустам.

— Интересно. Но понимаешь, я тут почти закончил эскиз того платья с хвостом, помнишь, я тебе говорил?.. И потом, я доверяю твоему опыту и твоим рукам. Слушай, а Юля была у тебя? — спрашивал Влад, когда вспоминал о своих подозрениях.

— Всё ещё здесь, — отвечал Рустам. Или — «только что ушла». Времени было около восьми часов вечера. Рустам-то ладно, кажется, ему доставляло искреннее удовольствие заседать у себя в мастерской, думать свои думы и раз в десятилетие выдавать поистине замечательные наблюдения. Тем более, дома его никто не ждал. Но вот Юля… что она делает там в такой час?

На этот вопрос Рустам отвечал, вроде бы, с лёгкой заминкой:

— Ходит тут, смотрит… командует. Иногда скажет что-то дельное.

На заднем плане слышался грохот Юлиного голоса, несомненно, опровергающий это заявление — звучало это, как грохот водопада. Не то, что «что-то дельное», а то, что «иногда». Юля была права всегда, каждая её фраза была непреложной истиной. Она сильно изменилась за месяц.

Савелий, возможно, мог бы что-нибудь посоветовать, а Рустам, похлопав по плечу, сказал бы: «Да поговори ты с ней по душам! Это же баба, она поймёт. Они, понимаешь, любят разговаривать», но Влад в разговорах с людьми был не силён, поэтому он просто продолжил сгорать в рвущихся из ушей, изо рта и глаз языков пламени — пламени болезненного энтузиазма.

До мастерской Рустама Влад всё-таки добрался. Его, как редкую африканскую диковину, привезла вместе с материалами для костюмов в своём пикапе Юля. И, точно с ней действительно ехала редкая африканская диковина, не сказала за время поездки ни слова.

Мастерская преобразилась. Всю лишнюю мебель куда-то подевали, стулья громоздились друг на друге в одном из углов комнаты: посетителям предлагалось взять себе оттуда стул. Стол сдвинули к стенке, из соседнего помещения, из кожевней мастерской появился ещё один, за которым должны были помещаться как будто все рустамовы подмастерья. На самом деле за меньшим столом, скорее всего, сидел он сам.

Кожевная мастерская как будто пережила налёт мародёров. Там не осталось почти ничего из прежней обстановки: разве что густой запах, который так просто из здания не вынесешь; да стол для разделки кожи, сдвинутый к самой дальней стенке. Там на пяти манекенах располагались уже пошитые костюмы, к стене над каждым приколоты эскизы.

— Что это? — спросил Влад, когда Рустам включил свет.

— Костюм по твоим чертежам, — пожал плечами мастер.

— Они должны быть не такими.

— Но чертежи-то — в точности!

Да, в способности Рустама копировать не приходилось сомневаться. Но вот в пространственном мышлении Влада…

— Извини, — сказал Влад. Позаимствовал со стола нож, проверил его на остроту.

На его руках с двух сторон повисли Рустам и Юля. Честно говоря, хватило бы одного Рустама.

— Стой-стой, — примиряющее сказал мастер. — Не нужно крови. Просто объясни, что не так.

По лицу Юлии можно было прочесть лихорадочно-горькое торжество: «Ага! Опять этот твой эгоизм по отношению к чужим чувствам и чужому труду. Попался!»