— Отчего же, прекрасно поняла, — сказала Юля, скидывая пальто. — Я тебе всё ещё нужна… ого, загорелый! Давно ты приехал?
— Несколь… постой-постой… неделю?
— Понятно. Когда ты всё это нарисовал? — она засмеялась пустым звенящим смехом. — Чувствую себя Алисой, попавшей в бумажное королевство. Моя любимая сказка. А ты как будто написал для меня продолжение. А чем здесь пахнет?
Владу пришлось снова открывать окно. После визита Рустама он истекал соплями; африканский климат пристрастил его к себе не хуже, чем если бы ему дали отведать каких-нибудь местных грибов. «Отведай африканских грибов — и наших лесных мухоморчиков ты больше есть не сможешь», — наверное, сказал бы Савелий.
Юля явно обижалась. Владовой затупленной, заржавевшей интуиции хватило, чтобы этого понять. Но она приехала и с удовольствием взялась за прежние обязанности. Прежде всего, рассортировала всё, что нарисовал Влад, сделала уборку и выкинула из холодильника всё, что посчитала несъедобным. И заставила Влада показать свой облезающий нос на улицу, вынести мусор.
— Никогда не видела столько пустых бутылок в одном месте, — качала она головой.
— Как Ямуна? — спрашивал Влад, но она корчевала его попытки быть вежливым:
— С каких пор тебя интересует, как мы живём? Ни одной весточки за месяц, ну надо же…
— Ну ладно, — вздыхал Влад. Он чувствовал себя как-то не так: до сих пор его поползновения к социальным контактам подхватывались и с удовольствием доносились до адресата. Он знал, что достаточно плох в этом деле — как и во многих-многих других вещах, которыми занимаются люди по всему миру. Хорошо соображает он, в сущности, только в своём узком ремесле, которое отчего-то вдруг пользуется у кого-то популярностью. Наверняка это всё Юлина заслуга. Интересно, ей нравится провожать по жизни всяких аутсайдеров по их узким, странным тропинкам, через болота, под вороньими гнёздами или совиными дуплами, или просто по какой-то причине импонирует он, Влад? — А Савелий? Всё ещё работает в своём театре?
Юлия грохнула об стол жестяным совком для мусора.
— Слушай, хочешь узнать — позвони ему, как позвонил мне. Если вдруг его встречу, не скажу о тебе ни слова.
Влад сделал ещё одну попытку.
— Рустам говорит, я нарисовал хорошие вещи.
— Я вижу и сама, — буркнула Юля. Конечно, она успела изучить каждую карандашную линию, каждый штрих. Признала: — И правда. Это лучшее, что ты когда-либо рисовал. Работы смелые, ни на что не похожие, а ещё они очень цельные. Держу пари, будут выглядеть не хуже, когда Рустам с командой подготовят парочку на всеобщее обозрение — для бутика. Но послушай, неужели ты на самом деле считаешь, что я занимаюсь тобой потому, что ты гениален?
Она разгадывала все его ходы с полпинка.
— Ну… — вопрос привёл Влада в замешательство.
— Ты ничуть не поменялся, — с горечью сказала Юля, и эта горечь вошла в глубокий контраст с её обычной холодностью. Обычной — с того момента, как Влад впервые её увидел после месячного перерыва. — Даже опасности не смогли тебя поменять. Видимо, придётся мне нянчить тебя ещё очень долго.
«Там и опасностей-то никаких не было», — хотел промямлить Влад, но зрелище тёмно-багровой струи, что перечеркнула девственно-белый лист Юлиной выдержки, всё ещё стояло перед его глазами.