Читаем Многослов-2, или Записки офигевшего человека полностью

Древнейший свод законов российских сочинил князь Ярослав, который именно за это свое деяние и был наречен Мудрым. Назывался свод «Русская правда», и там очень конкретно было расписано, сколько и за какие преступления надо платить. Не в фигуральном смысле платить, а весьма даже конкретно. «Убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или двоюродный брат, или племянник; если не будет никто мстить, то 80 гривен за убитого, если будет княжеский муж или княжеский управитель; если будет русин, или гридь, или купец, или боярский управитель, или мечник, или изгой, или Словении, то 40 гривен за убитого». То есть за убийство большого начальника – больше денег заплати. Кто спорит – мудро. «Если закуп убежит от господина (не расплатившись с ним за ссуду), то становится полным холопом; если же он пойдет искать денег с разрешения господина или побежит к князю и его судьям с жалобой на обиду со стороны своего господина, то за это его нельзя делать холопом, но следует дать ему суд». Ну и так далее. Конкретно и внятно.

Получается, что первый свод законов российских был, по сути, уголовным кодексом. Законодательство нашей страны началось не с конституции, которая, как мы уже говорили в главе «Государство», довольно общими словами расписывает всеобщие права и обязанности, а с очень конкретных слов: сколько и за какое преступление положено в гривнах. Такая вот «Русская правда».

Хотя ирония, на самом деле, не уместна: «Русская правда» принесла массу пользы. Уничтожила, скажем, кровную месть (об этом Ярослав отдельный параграф написал) и вообще закончила хаос. Для уничтожения хаоса уголовный кодекс, быть может, более важен, чем конституция.

По сути, закон – это свидетельство абсолютной зависимости человека от государства. Закон не приемлет вопроса: «Почему так?» «Потому что так решило государство» – вот и весь ответ. В первых государствах мира, скажем, в Древнем Египте, строй назывался просто и доходчиво – деспотия. Во главе страны стоял фараон – он же сын Бога – и потому все, что он сказал, то и закон. Не обсуждается.

С тех пор на долгие века так и повелось: слово государево – закон. Даже если законы драконовские. Кстати, драконовские законы придумал не какой-то там мифически-мистический дракон, а вполне даже конкретный древнегреческий правитель, которого мама (или папа) назвали Дракон. (Правда, в некоторых книгах его величают более красиво и по-иностранному – Драконт.) В 621 году до нашей эры он издал очень жесткий и строгий свод законов, про который афинский оратор Демад заметил: мол, законы Дракона написаны кровью, а не чернилами. Пока драконовские законы не отменили, они считались справедливыми. А уж как отменили – они тут же и стали символом законов несправедливо жестоких.

Так уж повелось, что справедливым считается не тот закон, который объективно справедлив, а тот, который считается справедливым в данной стране и в данное время.

Английский политолог и историк Дэвид Грин заметил, что закон представляет совокупность таких нравственных правил поведения, соблюдение которых обеспечивается угрозой наказания.

Замечательные слова! Позволю себе добавить к ним только одну ремарку: у каждой эпохи собственное понимание нравственности-безнравственности. В реальности получается так, что закон диктует обществу, что нравственно, а что не очень.

В 1415 году во Франции вышел закон, по которому проституткам запрещалось носить украшения из золота и серебра, а также – кожаную одежду и некоторые виды мехов. А ежели какая неприличная женщина ослушается, то сажали ее голышом верхом на осла, лицом к хвосту, и возили по городу, а каждые четверть часа секли розгами. Что, понятно, особенно радовало собравшуюся публику. Прошло неполных шесть веков, и публика, правда, с чуть меньшим интересом, наблюдает за тем, как проститутки борются за свои гражданские права.

В 1724 году Петр I издал указ с удивительным названием, вчитайтесь: «О вырывании ноздрей у каторжных и колодников». В указе подробным образом объяснялось, что вырывать ноздри надо до кости, дабы, ежели сбегут каторжные, их легко можно было распознать среди людей приличных… Ну, разве ж сей указ позволит нам перестать называть Петра Великим? Никоим образом. Мы скажем: что поделать? Время такое было. Законы – характеристика времени. С этим утверждением тоже трудно спорить.

В Византии девочка 12 лет запросто могла – законно! – выйти замуж, и никто не кричал: «Она же молодая! Какой ужас! Как это безнравственно!» Закон сказал, что это нравственно, – значит, ша! Действовать по закону!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология