Мне почему-то кажется, что люди, которые читают мою книжку, не любят желтую прессу. И я не люблю. Терпеть не могу. Любому папарацци я готов дать в лоб. Сказать ему: «Как тебе, папарацца ты эдакая, не стыдно? Твою профессию назвали по имени фотографа в фильме «Сладкая жизнь», который создал сам Федерико Феллини, а ты как себя ведешь некрасиво?!» Ну а потом, не дожидаясь ответа, – в лоб.
Более того, я готов, как говорится, с большевистской прямотой спросить:
Можно кричать. Можно вопрошать. Но
В Америке охотников за сенсациями называют разгребателями грязи. Что кому-то хочется разгребать грязь – конечно, удивительно, но они за это хоть деньги получают. Куда более удивительно то, что существует масса людей, готовых платить собственные деньги только за то, чтобы увидеть результаты этой весьма сомнительной работы.
Еще в начале прошлого века великий англичанин Гилберт Кийт Честертон заметил:
Сегодня, говоря про журналистику, мы, как правило, очень быстро начинаем рассуждать про желтую прессу. Не забыть бы при этом, сколь много полезного в мировой истории сделали журналисты. И продолжают делать сейчас.
Во все времена (и сегодня тоже) люди бросаются именно к журналистам, как к последней надежде на спасение.
Когда человек понимает, что не может достучаться в госучреждения, он идет в газеты или на телевидение.
В страшные застойные времена я работал в «Комсомолке». И вдруг там вышла статья Инны Павловны Руденко про то, как парень вернулся с афганской войны инвалидом и ему никто не хочет помогать обустраивать свою жизнь. После этой статьи изменилось отношение к конкретным афганцам. Таких примеров, когда журналистика реально помогала людям, – миллионы и миллионы.
А разве можно забыть подвиг – другими словами не скажешь – журналистов во время Великой Отечественной войны?
И совсем другой пример: «Уотергейт» тоже ведь сделали журналисты. И то, что, скажем, сегодня никто в мире не хочет жить так, как живут в КНДР, – это тоже заслуга журналистов. Если бы не они, откуда бы мы вообще знали про душную корейскую жизнь?
На мой взгляд, журналистика – одно из самых полезных изобретений человечества. Этот вывод для меня столь очевиден, что я даже не хочу его доказывать!
Я уверен, что, прочитав эту главу, вы скажите, что я написал все неправильно. Что надо было написать по-другому и вы, читатель, знаете как. Вы начнете спор про эту самую журналистику, в истории которой много странных метафор и символов, но которая живет и возбуждает споры. Вы начнете учить меня, что надо говорить про то дело, которому я отдал больше тридцати лет жизни. Вы начнете говорить о ней как о чем-то очень важном.
И это – замечательно. Это – самое главное. Ведь только по-настоящему живое дело может вызывать яростные споры.