Определив опасность, он ринулся в бой. Руки привычно добывали пищу, волокли попискивающую сухопутную мелочь, но сам он искал того, кто осмелился ударить.
Крошечная фигурка стояла перед ним. Она была бы неотличима от прочих съеденных или спасшихся козявок, но в ее руках светилось пламя. При виде огня ледяная крупинка, когда-то звавшаяся Шоораном, ожила и потянулась вперед.
— Отдай! — немо просил он. — Это мой огонь. Мне плохо и холодно без него. Отдай! Я не трону тебя, я никого больше не трону, я уйду в бездну и не вернусь оттуда никогда, только отдай огонь!
Он тянулся к огню, обещая, чего заведомо не мог выполнить. Тьмы его рук напряглись до предела, дюжины сердец судорожно бились, перегоняя кровь и всасывая живительную влагу далайна, весь он превратился в единый порыв, но жесткая и невидимая граница останавливала его, не пуская дальше.
— Отдай! — молил он, а крошечный неуязвимый человек стоял у самого поребрика, смеялся над беспомощным богом, и в руках человека горел огонь.
Так было, но лишь бессмертные знают, как было на самом деле. Вот только одного из них нет ни по ту, ни по эту сторону стены, другой же с баснословных времен не произнес ни слова, ибо вечная правда слишком тяжела даже для вечного.
Представьте себе: оспаривая в очередной раз шахматную корону, Каспаров выиграл у Карпова. Нет ничего проще, не так ли? Впрочем и обратную ситуацию вообразить ничуть не сложнее. Но вот вопрос: кто станет победителем в партии, которую чемпион мира играет сам с собой? Не знаю, правда, находят ли время для подобных экзерсисов гроссмейстеры, или они уже окончательно перешли на общение с компьютерами; но простые-то смертные нередко коротают время как раз таким образом, поочередно двигая то черные, то белые фигуры…
Сей вопрос, замечу, вовсе не относится к числу схоластических — вроде рассуждений о точном количестве ангелов, способных разместиться на острие швейной иглы. Смею заверить, он имеет самое непосредственное отношение к той книге. что держите вы сейчас в руках. Ибо в основе фабулы фантастического романа Святослава Логинова «Многорукий бог далайна», за который писатель был удостоен Беляевской премии 1995 года, а также одесского приза «Золотой Дюк», лежит именно такая игра с самим собой.
Вообще-то включение игры в ткань художественного произведения — не такая уж редкость в практике мировой литературы. «Приключения Алисы в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла построены на карточной партии, а его же «Зазеркалье» — на шахматной; та же древняя игра определяет и действия героя «Кварталов шахматного города» Джона Браннера — этот роман хорошо известен отечественным любителям НФ. При желании можно вспомнить и произведения, построенные на игре в кости, в трик-трак, а в последнее время — и, как правило, в зарубежной литературе — на компьютерных играх.
Однако, невзирая на все бесчисленное множество и разнообразие игр, придуманных человечеством на протяжении его истории, всегда находятся те, кого ни одна из существующих не устраивает, и они пускаются во все тяжкие, измышляя новые — кто в надежде осчастливить род людской, а кто просто для собственного развлечения. Последнее чаще всего случается в детстве. Процесс зарождения и разрастания такой игры прекрасно описал в своем «Высоком замке» Станислав Лем, вспоминая, как мальчишкой выстраивал неимоверно сложную административно-бюрократическую систему, понятную ему одному. Изо дня в день юный Лем часами творил себе какие-то мандаты, дающие право на получение удостоверения, с помощью которого… Каюсь, даже перечитав эти страницы несколько раз, я так и не смог до конца уяснить кафкианской природы лемовской игры.
По сравнению с ней игра, придуманная в отроческие годы Славой Логиновым, кажется простой до примитивности. Сказано не в охулку: уж на что, казалось бы, бесхитростен, но как же увлекателен и поистине бессмертен классический «морской бой»! По собственному логиновскому признанию, едва ли не во всех его школьных тетрадях последние страницы были исчерканы прямоугольниками, в клетчатой глубине которых обитали таинственные чудовища; спасаясь от них, человек должен был по особой системе выстраивать острова безопасности, вырабатывая некую стратегию — примерно так строятся «крепости» при игре в го. Вот только творец этого «прадалайна» в те времена и понятия не имел, что тридцать лет спустя страницы, отнюдь не украшавшие тетради, переродятся в увлекательный фантастический мир… И вообще, он мысли не допускал, что когда-нибудь сам станет писателем — странное племя сочинителей книг представлялось ему в те поры сонмом каких-то небожителей, существующих в иных, недоступных измерениях, а литературу юный Логинов воспринимал исключительно как школьную дисциплину. Будущее свое он связывал совсем с другим.