Не стоило быть ни мудрецом, ни старейшиной, чтобы понять, кому принадлежит эта конечность. Довольно часто случалось, что, выходя на сушу, Ёроол-Гуй терял одну или несколько своих рук, но он всегда тут же пожирал их, не оставляя своего тела людям. Лишь редким и несказанно отважным счастливчикам удавалось, стоя на соседнем оройхоне, отсечь кончик щупальца и перетащить его к себе. Куда чаще резкий рывок лишал смельчака оружия, а то и жизни. Во всяком случае, прежде Койцог лишь слышал о редкостном живом талисмане. Говорили, что пока отрубленная конечность Ёроол-Гуя шевелится, с её владельцем не может произойти ничего плохого. А случалось, что рука продолжала жить больше года.
Койцог осторожно, палочкой запихал опасный подарок обратно в нож, а когда поднял голову, то увидел, что гость лежит без памяти, хрипит и, судя по всему, умирает. Сушильщик расстелил жанч, перекатил на него безвольное тело, оттащил под прикрытие единственного на пятачке холодного тэсэга и побежал за водой.
Ёроол-Гуй приближался, разбрасывая в стороны руки, крутящиеся, словно ручьи. Они окружили его со всех сторон: щупальца с присосками, с когтями, с бахромой рвущих пальцев. Сочно чмокая, распахивались рты, маленькие глазки в узлах рук и огромные главные глаза смотрели на него, лишь один, подбитый глаз косил в сторону. Шооран понимал, что на этот раз он не успел уйти и сейчас будет съеден, как и тьмы безымянных, забытых людей до него, но он не мог сдаться так просто, а дёрнулся, пытаясь подняться, вскрикнул от боли в руках и очнулся.
Над головой плавно прогибался навес, земля, греющая даже сквозь подстилку, подсказывала, что он находится на огненной, но сухой земле. Казалось, он вернулся домой, сейчас полог откинется, и войдёт мама. Вот только дома, на сухой полосе никогда не бывало так тихо. И ещё, откуда взялась эта боль?
Шооран поднял руки к лицу и увидел, что они замотаны повязками. Может быть – старик? Тогда почему он не в алдан-шаваре? Вообще, что произошло? Шооран напрягся, пытаясь встать, но со стоном откинулся на постели. Неожиданно, разом он вспомнил и свою неудачную карьеру, и неудачную женитьбу, и неудачную попытку прорваться в страну добрых братьев. Лишь вместо последних часов в памяти оставался провал: Шооран не понимал, как ему удалось спастись и где он находится.
Полог сдвинулся, под навес, пригнувшись, вошёл худой человек со следами старых ожогов на лбу и щеках.
«Сушильщик Койцог», – сразу, словно кто-то подсказал, вспомнил Шооран.
Койцог подошёл, начал перебинтовывать Шоорану руки. Руки до самого локтя были покрыты язвами. Койцог, невесомо касаясь поражённых мест, смазал их чем-то прозрачным. Было совсем не больно.
– Спасибо, – прошептал Шооран.
– Тебе спасибо, – отозвался Койцог.
Он поднял стоящую на столике флягу из прозрачного рыбьего пузыря. Внутри, царапая ядовитым когтем, копошился палец Ёроол-Гуя. Почему-то Шооран сразу узнал его, хотя и не мог вспомнить, как тот достался ему.
– Третью флягу прогрызает, – сообщил Койцог.
– Живучая тварь, – согласился Шооран.
Койцог вышел и через несколько минут вернулся, неся блюдо с тонко нарезанными полосками белого мяса.
– Ешь, – сказал Койцог. – Это целебное, тебе надо.
Мясо слегка приванивало нойтом, но острый пряный вкус заглушал запах. Кушанье показалось необычайно вкусным. Хотя, возможно, это оживший организм понимал, что ему нужно.
– Что это? – спросил Шооран, проглотив последний ломтик.
– Хвост парха.
– Где только достал… – уважительно произнёс Шооран.
– Сейчас это несложно. Мягмар.
– Не может быть! – Шооран встрепенулся. – До мягмара ещё три недели!
– Было… когда ты вернулся. – Койцог присел на корточки возле постели. – Ты три недели в бреду провалялся. Всё с Многоруким беседовал и со стариком Тэнгэром. Ругал их нещадно, меня аж жуть брала.
– Мне их любить не за что, – сказал Шооран.
Узнав, что даже в бреду он не выдал своей тайны, Шооран успокоился. Жаль потерянных трёх недель, но он наверстает их и всё равно прорвётся к Яавдай.
– Мягмар… – повторил Шооран. – Почему ты тогда не на берегу?
– Мне теперь необязательно. – Койцог поднял пузырь с обрезком щупальца, любуясь им. – В этом году вообще странный праздник. На оройхонах суматоха, цэрэги рыщут, хватают всех подряд. А ван в покоях заперся и народу не показывается. Вместо него выходил одонт Тройгал.
– Ван и не выйдет, – сказал Шооран, догадавшись, о ком идёт речь. – Я его убил.
– Потому и скрываешься? – спросил сушильщик.
– Да, – солгал Шооран.
– Здесь тебя никто не найдёт. Сюда запрещено ходить, да люди и сами боятся.
– А второй сушильщик?
Койцог махнул рукой в сторону далайна.
– Его нет, – сказал он. – Не повезло.
– Прости. Я не знал.
– Ничего, зато с нами всё будет в порядке. Со мной и с тобой. – Койцог укрыл Шоорана пушистой шкурой. – Спи, тебе сейчас надо много спать.
– Я не могу много, мне надо идти, – возразил Шооран, уплывая уже не в беспамятство, а в обычный сон вернувшегося к жизни человека.