Многоликий. Олег Рязанский

Степан почистил коня, отнёс в молодечную перемётную суму и принялся разбирать её.

Этой зимой случайно в устье небольшого овражка наткнулись они с Юшкой на трёх татарских воинов, греющихся у небольшого костерка. Чуть поодаль стояли их кони. Почему татары оказались здесь, вблизи русской границы, так далеко от своих кочевьев, Степан и Юшка не успели узнать, потому что в коротком бою пленного взять не удалось. В перемётных сумах убитых они нашли перстни, женские украшения и холщовый мешочек с крупным речным жемчугом. Поскольку победили они татар в равном бою, добыча принадлежала им и в общий котёл не шла.

Покопавшись в перемётной суме, Степан извлёк перстенёк с яхонтом, полюбовался им и спросил сидящего рядом и наблюдающего за его действиями Юшку:

   — Не против, если я давешней молодице подарю?

   — Какой ещё молодице?

   — Той, что мы грязью забрызгали.

   — А не жирно ли будет? — спросил прижимистый Юшка.

   — А не жирна ли грязь была, что обдала молодку?

   — Скажи прямо, приглянулась она тебе?

   — Да я и не разглядел-то её, видел только, что всё лицо в грязи.

   — Что с тобой делать. Дари.

Встретиться с молодицей оказалось не просто. Степана долго выспрашивали у ворот, кто, зачем да почему. Потом старик сторож передал его в руки въедливой старухи. Та повторила расспросы, долго жевала беззубым ртом, размышляя, наконец, приняв решение, повела Степана в дом, как выяснилось позже, принадлежавший покойному воеводе. Жил тот, судя по всему, богато. Их встретила воеводиха, вдова. Она тоже подвергла Степана допросу, недовольно поморщилась, и только когда тот сказал, что он дружинник князя Олега Ивановича, хотя и служит в сторожевой сотне, смягчилась и велела позвать сестрицу.

Вошла молодица. Степан сразу обратил внимание на её улыбчивые пухлые губы и никак не мог себя заставить отвести от них взгляд. Он даже не смог бы сказать, какого цвета глаза у женщины, разглядел только веснушки, покрывающие мелкой россыпью задорный носик.

Воеводиха, подойдя к молодице, схватила её за руку, зашептала раздражённо. Степан разобрал несколько слов: «Бесстыжая, и года не прошло, как вдовье сняла...»

Вдовица — теперь Степан так называл про себя молодую женщину — снисходительно улыбнулась старшей сестре, повела рукой, как бы отстраняя её, и спросила певучим голосом:

   — Подобру ли доехал? — Затем добавила, озорно сверкнув в улыбке ослепительными зубами: — Подобру ли лужу пересёк?

Воеводиха возмущённо зашипела и отошла от сестры, присела на лавку, сложив руки на животе и поджав губы.

   — Пришёл прощения молить за нашу неосторожность, милостивая госпожа. — Степан вспомнил, чему когда-то учили его в доме боярина Корнея.

Он достал перстенёк и протянул вдове:

   — Вот, прими в покрытие вины моей нечаянной.

Вдовица зарделась, как молоденькая девушка, взяла перстень, полюбовалась и вернула Степану:

   — Не по вине подарок, добрый молодец, не могу принять.

   — Вот дурища, — рявкнула воеводиха.

Степан понял, что в ней найдёт сторонницу, и обратился:

   — Может, старшая сестра за меня слово замолвит? — Он снова протянул перстенёк.

Глаза старой воеводихи жадно блеснули, она вожделенно схватила перстень и стала пристально его разглядывать.

Отрезая женщинам путь к отступлению, из опасения, что старшая сестра вдруг передумает, Степан поклонился низким поклоном и пошёл к двери.

   — Увидим ли мы тебя ещё, дружинник? — спросила вслед младшая.

   — Завтра возвращаюсь в дозор, — ответил Степан и вышел.

Добираясь по раскисшей улице до молодечной избы, он думал, что, конечно, неплохо было бы остаться здесь на несколько дней и поближе познакомиться с молодой вдовицей. В мыслях вдруг возникла боярыня Дурная, и его обдало жаром точно так, как бывало обычно в неспокойных снах.

   — Ну что? — спросил Юшка.

   — А ничего. Завтра возвращаемся в дозор.

   — До завтра ещё целый вечер и ночь.

   — Не болтай!

   — Зачем перстенёк-то отдал?

   — За вину поклонился.

   — Повинился, поклонился... что-то не верится мне. Слова у тебя какие-то округлые... — Юшка отлично видел, как друг всё больше и больше смущается и раздражается.

Степан действительно злился, но не на Юшку, а на самого себя. Вся затея с перстеньком показалась глупой, никчёмной и даже постыдной.

   — Перстеньки, они ведь на дороге не валяются. Собаке под хвост... — сказал Юшка, но, заметив хмурый взгляд друга, умолк на полуслове.