Многоликий. Олег Рязанский

Хотя Степан повелением князя Олега Ивановича был под правой рукой сотника, но самостоятельно с полусотней ещё ни разу к меже не выходил. Он не переживал по этому поводу, понимал, что ни опытом, ни возрастом ещё не вышел. Вот придёт время, и пошлют его с десятком, а может, и с двумя десятками дозорных в первый самостоятельный поход. Ждал, волновался и грустил — степная межевая война оказалась до одури однообразной и мелкой. Все пленные татары, как назло, показывали одно: Мамай, набравший к этому времени огромную силу в южных степях и в Крыму, о походе не помышляет.

Стороной прошёл Арапша, потом Сарыходжа. Бог миловал Рязань. Из Залесской стороны доходили тревожные вести: рассказывали, что Литва во главе с великим князем литовским Ольгердом напала на Москву. Он простоял три дня под стенами нового белокаменного кремля, ограбил и сжёг пригороды, зверствуя ничуть не меньше татар, но ушёл, так и не одолев кремль.

Рассказывали и о московских распрях с Тверью, но эти слухи Степана не волновали — Тверь для него так и осталась пустым звуком, чем-то чужим. Вот Новгород, хотя и был он куда как дальше от Рязани, нежели Тверь, воспринимался как свой, родной город. И Нижний Новгород тоже. Он, как рассказывали, совсем недавно пострадал от ушкуйников[28]. Вот же напасть какая — ушкуйники из Новгорода грабят, казалось, своего родного брата, Новгород Нижний, сжигают посады, ослабляют русский же народ. Понять этого Степан не мог.

Глава пятнадцатая

На столе лежал большой харатейный чертёж Русской земли. Олег Иванович сосредоточенно изучал его, когда в библиотеку без спросу, на правах старого друга, вошёл Кореев. Из-за его спины выглядывала немного смущённая физиономия Васяты.

Князь удивился — последнее время старый приятель был редким гостем в его тереме.

   — Дозволишь войти, великий князь? — спросил Васята.

В его голосе странным образом смешались обида, робость и вызов.

   — А я уж, грешным делом, решил, что ты из города уехал, — заметил Олег Иванович.

Лёгкий упрёк означал одновременно и разрешение войти, и радость встречи со старым товарищем. Васята, в отличие от молодого Кореева, слова понимал в их прямом, буквальном смысле и потому принялся оправдываться, путано объясняя причины, по которым давно не бывал у князя.

Кореев заметил, что многословие друга начинает раздражать Олега Ивановича, и перебил его, указывая на чертёж: в Дикой степи скакали татары на конях, нарисованные когда-то Васятой:

   — Помнишь? Ты ещё за киноварью к изографам бегал.

Васята споткнулся на полуслове и удивлённо воззрился на чертёж:

   — Надо же, тот самый!

Чертёж был подновлён: к левой его кромке прилегали подклеенные листы пергамена, на которых торопливо, без должного старания, были нанесены границы Литвы и контуры Правобережья от Днепра до Днестра.

   — Вот, други, как выяснилось, в те времена мы не очень в будущее заглядывали. Не дальше Дикого поля.

   — Тебя Ольгерд после похода на Москву стал беспокоить? — понял князь Кореев.

   — Я бы на его месте, получив отпор под Москвой, направил полки в северские земли. Вот, — показал князь на чертеже, — почти беззащитные лежат: Новгород-Северское княжество, Дебрянское. Захватит — станет нашим соседом. Причём очень беспокойным. Немногим лучше, чем ордынцы.

   — Слышал я, что он привечает русских князей, — заметил Кореев.

   — Не все ему в рот смотрят, — сказал Олег Иванович. — Боброк-Волынский, как я наслышан, к Москве отъехал. А Боброк — воевода знатный, известный не только в наших пределах, но и там, в латинских странах. — Он неожиданно обратился к Васяте: — Нет ли у тебя знакомого торгового гостя, который был бы связан с Вильно и Колыванью[29]?

Васята растерянно заморгал, переводя взгляд с князя на Кореева:

   — Почему у меня?

   — У меня — нет. У Епищки, — князь сознательно назвал друга старинным детским именем, — тоже, я сие доподлинно знаю. У кого же мне ещё спросить?

   — У меня есть, — неожиданно кивнул Васята.

   — Ну вот! Кто он?

   — Жуковиньем[30] торгует. К нам с Янтарного моря дивные бусы да браслеты привозит, я не раз у него покупал. Отсюда жемчуг да скань серебряную возит.

   — Своих девок одариваешь? — улыбнулся князь.

   — Какие девки, великий князь? — обиделся Васята.

   — Тогда для кого жуковинье?

   — Приданое будущим дочерям собираю.

   — Ишь ты, запасливый какой. Ладно, други, хватит лясы точить. Скажи-ка, Васята, твой торговый гость, он как, верный человек?

   — Верный, коли ему прибыток светит.

   — А если очень большой прибыток?

   — Тогда и очень верный. Да что нужно-то, Олег Иванович? — рискнул опустить титул Васята.

   — Нужен человек умный, приметливый, чтобы, проезжая по Ольгердовым землям, ворон бы не считал, а всё запоминал и нам потом докладывал.

   — Глубоко ты свои коготки прячешь, — вдруг выпалил Васята и рассмеялся. — Десять лет назад ты бы так не сказал.

   — Так ведь десять лет не малый срок. За десять лет медведя кувыркаться да бабу изображать выучить можно.

   — А ты не медведь, — расхрабрившись, подхватил Васята, но натолкнулся на строгий взгляд. — Прости, великий князь.

Олег Иванович сделал вид, что не обратил внимания на оговорку: