Много на земле дорог

Вот в сад вышла Соня в ватной стеганке, в черном платке в белую крапинку, туго повязывающем голову. Она стала подметать сад, все время со страхом оглядываясь на Иренсо. Потом неуверенно приблизилась к изгороди и поманила его пальцем.

Иренсо подошел и вежливо поздоровался. Костя остановился поодаль.

— Ты к Андрею Никонову? — спросила Соня и мелко-мелко, испуганно закрестилась. — Господь прибрал его, — сказала она.

Иренсо не понял.

— Что вы сказали? — подбегая, в страшном волнении переспросил Костя.

Тогда Соня еще ближе подошла к изгороди, наклонилась и зашептала:

— Андрей Никонов руки на себя наложил. — Она боязливо оглянулась. — Лишился рассудка и с лестницы бросился. — И добавила еще тише: — Теперь в пролетах сетки натянули.

— Давно это случилось? — спросил Костя.

— Давненько. Дён пятнадцать прошло. Ночью, стало быть, он сотворил казнь над собой.

Иренсо растерянно смотрел на Костю, а тот нелюдимо уставился на мрачное здание академии.

Соня взяла в руки метлу, замахала ею:

— Идите отсюда. Идите куда знаете.

Костя непонимающими глазами посмотрел на нее и снял с головы фуражку. Иренсо взглянул на Костю и тоже снял шляпу. Они постояли еще секунду. Окинув взглядом молчаливые царские чертоги с узкими старинными оконцами, оба представили себе темную весеннюю ночь и Андрея, охваченного отчаянием…

Молча пошли к электричке. Ехали тоже молча. Только один раз, провожая взглядом группу ребятишек, мелькнувшую около насыпи, Костя сказал:

— Когда вернусь в Веселую Горку, буду работать вожатым, а потом учителем, — клянусь, ни одной души не отдам господу богу!

Иренсо пожал Костину руку и, помолчав, сказал:

— Будем дружить? У меня есть один русский друг Петья — хороший товарищ, умный, добрый, простой… А к Вире я не хожу. Мне жениться на белой девушке нельзя. Зачем Ванькью валять?

Как ни грустно было на душе у Кости, он улыбнулся и подумал: «Так вот почему Вира не хотела дать адрес Иренсо! Самолюбие заело. Ничего, это ей полезный урок».

— Будем дружить, Иренсо, — пожимая его руку, ответил Костя.

Глава третья ВИРА ВЕРШИНИНА

1

За восемнадцать лет лучший учитель — жизнь преподала Вире много поучительных уроков. Но нередко случается так: ни талант педагога, ни заботы родителей и коллектива товарищей до поры до времени не идут человеку впрок, он остается глух и нем ко всем добрым голосам.

Вира знала, что она хороша собой. Часами она крутилась у зеркала, с удовольствием разглядывая свои русалочьи глаза, загадочную усмешку ярко-красного нежного рта, неожиданный горестный взлет коричневых бровей и золотистую россыпь пушистых волос над белым блестящим лбом…

Красота ей казалась самым главным в жизни. В ее понимании это было лучшее оружие, при помощи которого она могла завоевать все, чего бы ни пожелала. Поэтому она удивленно пожимала плечами, когда математик ставил ей двойку. Ведь, стоя у доски и смотря на преподавателя скромным, просящим взглядом, она так изящно склоняла головку, что — Вира была уверена, — окажись тут художник, он несомненно запечатлел бы ее на полотне. Вира не огорчалась двойкой, не плакала, как другие девочки, она лишь мысленно называла учителя «бесчувственной деревяшкой».

Но вообще-то училась Вира неплохо. Науки давались ей легко, без усилий. Так же легко постигала она и музыку, которой с восьми лет обучал ее старый, опытный музыкант. Она училась играть на скрипке — «это оригинальнее, чем на рояле». Она с удовольствием участвовала в школьных концертах, заучивала позы перед зеркалом и, появляясь на сцене, всегда поражала зрителей каким-нибудь новым, неожиданным жестом или движением.

В семье Вершининых Вира была единственным человеком, для которого не существовало твердых правил и обязанностей. Домашняя работница убирала за ней постель, потому что она всегда опаздывала в школу. Стирала, гладила, пришивала воротничок та же работница, иначе Вира ходила бы во всем грязном.

У Виры была своя небольшая компания сверстников. В отсутствие родителей они собирались у нее дома: до исступления плясали рок-н-ролл, разучивали песенки из репертуара зарубежных ночных кабаре.

Классная руководительница, пожилая преподавательница английского языка, не раз приглашала мать Виры в школу. Она указывала Наталье Степановне на упущения в воспитании дочери: девочка является в школу то с маникюром, то с необычной, вызывающей прической, то в капроновых чулках, кокетничает, да и не только с мальчишками-одноклассниками, но даже и с преподавателями.

Иван Сергеевич об этом, разумеется, ничего не знал. Он увлеченно занимался своей работой, полностью доверив воспитание дочери жене. Наталья Степановна воевала с Вирой одна, чаще всего тайно от мужа. Вначале она не хотела отрывать его от серьезных занятий, а потом уж боялась признаться в собственной беспомощности. Так и шли дни за днями, месяц за месяцем.

«Мамочка, что же плохого в том, что я хочу наряжаться? Ты сама говоришь, что я хорошенькая!» — недоумевала Вира, когда мать, вернувшись от классной руководительницы, пробирала дочь.