Мне все равно

Ольга Александровна смотрит на нас, слегка поджимая губы.

- Щепкина, Торопов. Объяснительную, почему прогуляли два урока. После занятий мне на стол.

- Ольга Александровна, Лера просто не смогла квартиру закрыть, замок сломался, попросила меня помочь, пока ждали мастера, который всё починит, время прошло.

Как здорово у него получается врать. Как там говорят – складно звонит? Почему-то мне не очень приятно. Я бы сказала правду. Просто прогуляли.

Мы стоим перед всем классом, у электронной доски, и я чувствую руку Ромы на своей талии. И место, где она меня касается начинает огнем гореть. Потому что это видят все.

Все!

Но я не хочу дергаться и отстраняться. Это бы значило, что я боюсь, что мне есть дело до мнения класса, для которого я несколько месяцев уже просто пария. А мне на самом деле глубоко фиолетово, что они подумают.

В этот момент я отчетливо чувствую, что Рома не играет. Что это не очередная подстава, которую он придумал, чтобы опустить меня.

Там, в машине, когда его губы прижимались к моим, когда он дышал мной, когда я чувствовала, как бешено прыгает в груди его сердце – там все было по-настоящему. Для нас обоих.

- Торопов, садитесь, что вы стоите?

- Сейчас, Ольга Александровна, я только хотел кое-что сказать, это важно. Это касается Леры. И меня.

Кровь отливает от щек. С моим организмом все стабильно. Бледная как мел. Рома смотрит на меня, прижимает ближе – вот так, при всех, наклоняет голову, улыбается, говорит тихо.

- Не бойся, мышка, я просто хочу попросить у тебя прощения. Извиниться еще раз.

- Не нужно, - отвечаю так же шепотом, мне правда это не нужно. Лишнее.

- Это нужно мне, Лер, понимаешь? Мне.

Теперь он очень серьёзен.

Звенит звонок, а мы стоим, и смотрим друг на друга, замерли перед всем классом, не стесняясь, и, кажется, это не парит ни его ни меня.

Неожиданно открывается дверь в кабинет.

- Одиннадцатый «Е», почему сидим? – это «Ксенон», Ксения Сергеевна, интересно, зачем? – Встаем, когда директор заходит. Ольга Александровна, что у вас тут опять за представление? Торопов, Щепкина? Те же на манеже? Ольга Александровна, с сегодняшнего дня в вашем классе будет не двадцать четыре ученика, а двадцать пять. Заходи, давай, что ты там стоишь, скромничаешь? Вот, прошу любить и жаловать.

Новенькая? Честно говоря, я в шоке. И Тор, по ходу, тоже!

Глава 22

Меня потряхивает, когда я выхожу из машины. Боюсь. Не за себя, конечно, за неё.

За Леру. За Карелию.

Еще не верится, что всё вот так. И в поцелуй почти не верю.

Вздох. Взгляд. Аромат. Звук. Стук сердца. Ты, только ты, одна ты, снова ты, мне от тебя никуда не деться. От твоих глаз, от твоих слов, от своих снов, в которых ты…

Улыбка у неё такая робкая, милая.

Окрылён и взлетаю.

Вижу Коршуна. Честно, не выкупаю, какого было там в кафе? Что за?

Нет, вчера вечером, дома, там, когда мы собирали запись я, конечно, сморозил, шутканул не думая.

- Тор, ты… чёрт, нет, скажи, что это не какой-то очередной замес?

- В смысле? – не вдуплял реально о чём он.

- Ты опять что-то задумал? Ты… ты хочешь повторить как тогда? На колени?

- А если да?

- Смотри, опять она тебя поставит.

Это сказал Да Винчи. А потом добавил:

- Кончай, Тор. Давай без трэша.

- А то что?

- А то придется тебе морду набить.

- Попробуй! – ухмыльнулся я, зная, что Да Винчи может и ввалить, потому что на борьбу мы раньше ходили вместе, только потом он выбрал немного другой путь.

- Харе, пацаны, давайте уже запишем что-то. Хватит о телках, всё зло от них.

- Да, кто бы говорил! - заржал Да Винчи, а я внимательно посмотрел на Коршуна.

Всё зло, значит?

Что-то не нравилось мне в последнее время как друг себя ведет. Стас стал каким-то… чужим, что ли?

Раньше мы все трое были реально на одной волне. Нам было легко друг с другом. Говорили обо всем, делились всем. Вместе сочиняли, писали, пытались играть, выступать. Болели друг за друга на стартах. Коршун занимался мотоспортом серьезно. Да Винчи все-таки решил оставить спорт как хобби, ходил в «художку» и еще учился фотографии. Несмотря на такие разные интересы нам всегда было интересно вместе. Мы были командой. Один за всех – да, да, это было про нас.

Я не хотел думать, что в какой-то момент что-то может пойти не так. Наше братство – это было так… блин, незыблемо, что ли. Навсегда. Чтобы ни стряслось!

И вот сейчас мне хреново, потому что я чувствую – с Коршуном что-то не так.

Смотрю на него, пытаясь догнать, какого хрена он в кафе закинул тему про спор? Он что, сам поспорил с Мироновой на меня? Ну, даже если так, нафига было это задвигать при Лерке?

Даю понять, что мне не нравится то, что я услышал. И нам придется пообщаться на эту тему. Коршун на взгляд реагирует спокойно.

Ладно. Разберемся.

Чёрт, чувствую, что тут может быть снова замешана эта девчонка.

Селена. Дебильное имя. О чем её предки думали? Выпендрились, за счёт ребенка. С другой стороны, имя Калерия тоже странноватое. Но мне нравится. Анфиса – ха-ха, еще одно дурацкое имечко! - мне рассказала, что Лерку назвали так в честь бабушки. Может и у Селены такая же хрень? Но девчонке явно не повезло.