Мне не жаль

Линда достает складную лестницу и корм для рыбок из-за прилавка. Пока она ждала, она пролистала несколько журналов, просмотрела последние сплетни британской королевской семьи: герцогиня Меган[9] снова осквернила свою честь чем-то безумно банальным, и прочитала несколько неинтересных статей о голливудских звездах: Блейк Лайвли[10] беременна в десятый раз, и Тимоти Шаламе[11], единственный актер, которого Линда обожает (ох уж это личико!), был замечен с молодой коллегой в Нью-Йорке.

Но Линда мысленно была в другом месте. Рядом. С Юлией. Линда убеждала себя, что это не ее проблема. Не ее дело. В любом случае, она относилась к Юлии намного лучше, чем та заслуживала. Она ей ничего не должна – наоборот. Если кто-то здесь кому-то и должен, так это Юлия ей.

И при этой мысли Линда внезапно осознала, что все кончено. Она отложила журнал в сторону и посмотрела в пространство, как будто там было написано, что она больше не злится. Больше не больно. Эта чахлая часть ее наконец зажила. Или просто умерла. В лучшем случае остался шрам, который кажется странным и болезненным при прикосновении, но больше не болит.

Затем Линда некоторое время стоит перед аквариумом. Она смотрит в синеву и позволяет знанию неокончательно поселиться в ней. В течение нескольких неподвижных минут она слушает, как голос отца чередуется с голосом Юлии, приглушенным, слов не различить.

Сейчас Линда стоит на стремянке и кормит рыбок. Все плывут к поверхности, жадно хватаясь за полупрозрачные хлопья. Они напоминают Линде рваную кальку или конфетти блеклых цветов.

Затем дверь процедурной приоткрывается, и выглядывает ее отец.

– Малыш, это займет какое-то время, – говорит он твердым шепотом. – Не можешь сходить домой и принести Юлии что-нибудь переодеться? Ее одежда в крови.

Линда слезает с лестницы и складывает ее одной рукой, держит корм для рыбок в другой.

– Конечно, – говорит она.

– И, может, ты принесешь с собой бутерброды? – хмурится он. – Ты, должно быть, вообще не ела… когда ты в последний раз что-то ела?

Линда пожимает плечами. Какое-то время назад.

«Вторая перемена?» – думает она.

– Принеси что-нибудь вам обеим. И, пожалуйста, объясни своей матери, что случилось, ладно?

– Будет сделано, – говорит Линда.

Отец улыбается ей и закрывает дверь. А потом Линда уходит в другой мир. Солнце ярче, чем раньше, а тени длиннее. Тень Линды похожа на великана у ее ног. Ее телефон вибрирует. Она должна наконец перезвонить Момо. Линда поступает с ней плохо. Из-за своей нечистой совести. Если бы она знала, что Линда сделала, Момо было бы больно. Линда никогда бы не сделала ничего, что могло бы навредить Момо. Но она это сделала. И она не жалеет об этом. Две истины, которые безвозвратно исключают друг друга в теории, но не на практике.

Линда достает из кармана телефон. В дополнение к бесчисленным пропущенным звонкам и сообщениям Момо она видит одно от Эдгара. Пришло минуту назад. Линда открывает его.

ЭДГАР РОТШИЛЬД:

Помимо того факта, что ты меня сегодня опрокинула – а я сидел у твоего гребаного велосипеда целый час – я просто хотел спросить, хорошо ли вы с Юлией провели день. И не придумывай никаких дерьмовых оправданий. Я видел тебя в такси.

Черт побери. Линда на мгновение закрывает глаза.

Затем она звонит Эдгару.

Звонит один раз, затем щелчок, затем дыхание Эдгара.

– Мне очень жаль, – говорит Линда, прежде чем Эдгар успевает что-то сказать, – я уже шла к тебе, но потом я увидела группу девушек, нападающих на Юлию. Я имею в виду, что они действительно НАПАЛИ. – Линда снова видит картину, как Юлия стоит на коленях на полу. – Черт возьми, Эдгар, одна из них сломала ей нос.

– Что? – потрясенно спрашивает Эдгар. – Юлии? Кто-то сломал Юлии нос?

– Да, – говорит Линда.

– Кто?

– Я не знаю, как ее зовут. Какая-то девушка. Я думаю, что она одна из тех, про которых были сегодняшние записи.

На короткое время слышна только тишина. Шаги Линды, тихий шум на тротуаре.

– Я так не думаю, – тихо говорит Эдгар, пока Линда размышляет о том, как сменить тему. Еще она ищет способ не говорить о поездке на такси. Она не хочет лгать Эдгару, но и не может сказать ему об этом.

– Как она сейчас? – нерешительно спрашивает Эдгар, словно ему все равно.

– Что ж, учитывая обстоятельства… – неопределенно отвечает Линда. – Ну, ей, по крайней мере, не нужна операция.

– Это хорошо, – говорит Эдгар, и Линда слышит, что он хотел бы сказать больше. Что ему тяжело не позволять себе любить Юлию. И что он до сих пор чувствует это, несмотря ни на что. Потому что вы не перестаете что-то делать просто потому, что это рационально. Между ними на несколько секунд наступает тишина, безмолвное понимание, не нуждающееся в словах. Затем Эдгар говорит:

– Если ты была в дороге, то ты не видела последний пост, да?