Например, привидевшийся Берлиозу призрак клетчатого
В отличие от скрытых историософских идей эти автобиографические подробности не столь уж важны. Может быть, имело место влияние Бартини как первый толчок к эволюции Автора, а может – и нет. Но если пролог Романа отражает именно этот факт, то получается, что Булгаков был знаком с Бартини во время работы над «Белой гвардией», до поездки к Волошину в Коктебель. В биографии Булгакова есть зацепка, допускающая такую возможность. Через полгода после переезда в Москву, в феврале 1922 года Булгаков пару месяцев служит заведующим издательской частью в Военно-воздушной академии имени Жуковского. Так что вполне мог иметь общих с Бартини знакомых.
Судя по эпизодам в «Белой гвардии» и в первой главе Романа клетчатый регент Булгакову, как и Берлиозу, явно не приглянулся. Заметим, что даже в дилогии Ильфа и Петрова в образе срисованного с Бартини обаятельного циника, есть двойственность – симпатия, смешанная с отчуждением. Возвращаясь к мнению Бузиновских о Бартини как прообразе Воланда, проведём мысленный эксперимент. Вспомним образ Остапа Бендера и спросим себя, кто из персонажей Романа более похож на Великого комбинатора. Ну, уж точно не Воланд, а именно что клетчатый переводчик. Кроме того, гений естественнонаучной техники должен воплощать Фауста, а никак не духа гуманитарной науки. А теперь возьмём в руки большой словарь литературного русского языка и посмотрим, какое из слов ближе всего к имени «Фауст», отличаясь всего двумя буквами. Верно, это слово – «фагот». Есть ещё одно близкое слово, но персонаж с фамилией Фрукт – это был бы тот ещё перебор в смысле вкуса.
Но если Фагот – это замаскированный под шута и балагура Фауст, научно-технический гений, то этому должны быть подтверждения и в остальном тексте Романа. На самом деле, среди фокусов Фагота есть, как минимум, один такой же или очень похожий на фокус в исполнении Фауста и Мефистофеля – деньги, появляющиеся ниоткуда. Можно упомянуть ещё финальный полёт искупившего грехи молодости фиолетового рыцаря, легко соотносимый с финалом «Фауста». Вот так, мимоходом, разбирая автобиографический слой первой главы, мы опять обнаружили связь с гётевским образцом. Только уже не параллель, а пересечение сюжетных линий двух великих книг. При этом Фауст оказывается в соподчиненном отношении к Воланду.
И кстати, почему «Берлиоз»? Какой смысл замаскировать образ разуверившегося Левия именно этой фамилией известного французского композитора. Не в том ли дело, что Гектор Берлиоз тоже увидел перед собой образ Фауста? Хорошо, а как насчёт другого прозвища Фагота? Нет ли в нашем толковании ключа и к этой загадке? Или наоборот: нет ли в фамилии «Коровьев» подтверждения наших догадок? Пожалуй, что и есть. Ведь что такое русская фамилия с точки зрения этимологии как не архаичная форма отчества. Иванов – сын Ивана, Кузнецов – сын кузнеца.
Итак, из действующих лиц первой главы не разъяснённой осталась Аннушка, уже разлившая масло. Это, пожалуй, самая сложная из загадок первой главы. Но и она нам будет по силам, раз нам известна символика
С образом коммунальной квартиры всё ясно, благодаря встрече в одной личности трёх разных ипостасей учёного – преподавателя-эрудита, творца-теоретика и ученика-практика, они же Берлиоз, Воланд и Бездомный. Но в той же самой