MMIX - Год Быка

Собственно, Левий у Булгакова становится первым фарисеем Нового Завета, зацикленным на внешней стороне заповедей и притч, и не способным понять их духовный смысл. Поэтому обличение Иисусом фарисейства относится и к этому герою. Хотя ещё раз повторю, это условная, обобщенная фигура, речь не идёт о евангелисте Матфее. Ну и кроме всего прочего, у Булгакова были личные причины, чтобы обличать Левия как коллективный образ московской интеллигенции. Вот уж чьи фарисейские писания не раз вонзались в спину Автора как тот самый остро заточенный нож Левия. Но с другой стороны, Булгаков и сам был частью творческой интеллигенции. Его обличение фарисейства имеет целью и самого себя. Обличение греха вообще имеет смысл, прежде всего, как способ самосовершенствования, чтобы самому избежать этого.

Хотя Автор особо пристрастен к Левию, он в равной степени обличает всех трёх учеников, выделяя каждому по главному обвинителю: Иуду через параллель с Алоизием обличает мастер, Пилата – Иешуа, Левия – Воланд. Это уравнивание имеет вполне ясное значение: Все трое были в близких отношениях с Учителем и не смогли ответить на его любовь. Именно из-за недостатка энергии любви, они не способны к глубинной интуиции, к мышлению образами, идеями, а не словами или схемами. Поэтому их волнует только внешняя, материальная сторона бытия, рабами которой они являются.

Подчинение внешним обстоятельствам возможно тремя разными способами. Для того и понадобились три образа учеников, проваливших жизненный экзамен. Левий – раб своего видения прошлого, для него важнее всего древние пергаменты, на которых записаны мнения авторитетов. Пилат – раб своего видения будущего, раб внешних обстоятельств, определяющих его благополучие. Иуда – раб поверхностного видения настоящего. Все трое не могут различить под поверхностью событий их подлинную глубину, интуитивно ощутить, почувствовать или просчитать тот самый скрытый план.

Пилат лишь после Казни во сне понимает, насколько неверным было его видение ситуации, и что сам выбор между кесарем и Иешуа был ошибкой. Общение с Учителем, общая символическая жизнь открывает ученикам двери в духовный мир коллективного бессознательного, где хранится план, но главное – запас духовной энергии. Этого запаса у Пилата хватило, чтобы увидеть внутренним взором и рассказать Каифе печальную судьбу города и храма. Но его не хватило, чтобы увидеть в подлинном свете себя и свою судьбу. Зависящая от внешних сил самооценка, как та блестящая на солнце рябь, не даёт увидеть «чистую реку воды жизни».

В Откровении Иоанна Богослова есть один стих, послание Лаодикийской церкви: «знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг».[28]

Был бы Иуда холоден, то есть не имел энергии любви, не откликнулся бы он на известие о проповеди Иисуса, не смог бы стать любимым учеником, первым помощником Учителя в его мирских и политических делах. Был бы Левий горяч, то его любви хватило бы, чтобы понять духовный смысл притч Учителя и его роль в евангельской мистерии. Но как все трое не холодны и не горячи, а теплы, то внутренние силы притяжения между ними и Учителем уравновешиваются внешними силами отталкивания. Энергии их любви не хватает, чтобы подняться на уровень Учителя. Поэтому начавшееся энергичное движение остается без завершения, и вместо созидания новых отношений происходит только разрушение прежних.

Почему жесток тиран? (А Пилат – это несомненный тиран.) Потому что труслив. А почему тиран труслив? Потому что пытается предвидеть своё будущее, и никак не может этого сделать. Тысячи и тысячи реляций, донесений, доносов стекаются со всей страны в общую и в тайную канцелярию властителя. Десятки и сотни тысяч агентов просвечивают, прослушивают, прощупывают всё, что представляет интерес для власти. Можно подкупить, подольститься, найти покровителей в ближнем круге кесаря и быть в курсе всех настроений на Капрее. Но нельзя лишь одного – подглядеть ту часть скрытого плана, которая касается его собственной судьбы.