MMIX - Год Быка

Ответ на этот вопрос имеется в Романе, и дан прямым текстом. Когда Левий Матвей вслед за Воландом прибывает в Москву, на крышу одного из самых красивых зданий, Воланд обращается к нему: «раб!» Это и есть ответ. Иуда, Пилат, Левий – три ученика Иешуа, признавая его учение и желая быть ближе к нему, не могут ответить на любовь Учителя своей любовью. Потому что их душа скована цепями рабства. Иуда – раб денег, Пилат – раб своей трусости, Левий – раб авторитета. Энергии любви, которую они черпают у Учителя, хватает на бунт и разрушение, но не хватает для жизни и подлинной свободы.

Еще раз подчеркну, что для Булгакова Великая Русская революция была главным событием в жизни. Одной из тайн, которую он постигает через творчество, стали причины этого революционного разрушения, источник сатанинского духа, вселившегося в народы. Потому Булгакова интересует фигура Льва Толстого, который своей суррогатной проповедью, механическим переписыванием и рациональной критикой Евангелий показал пример рабского бунта, став одним из главных вдохновителей революции. Нужно согласиться с Барковым, указавшим на Толстого как прообраз Левия. Но Левий – это обобщенный образ. Как персонаж Романа, он куда меньше связан с историческим прообразом евангелиста Матфея, чем с современным Автору коллективным прообразом русской интеллигенции, признанным лицом которой был Лев Толстой.

В таком случае можно предположить, что и у двух других учеников есть свои коллективные прообразы среди сословий или иных общественных сил России. Попробуем их обнаружить, присмотревшись к ученикам Иешуа. Не так уж и сложно обнаружить среди ветвей русской элиты, выросших из единого дворянского корня, коллективный прообраз Иуды. Это бывшее служилое дворянство, переродившееся к началу XX века в либеральную бюрократию. Эта ветвь элиты не просто променяла ценности служения отечеству на либеральное поклонение деньгам, но в буквальном смысле предала Россию, совершив суицидальный переворот в феврале 1917 года. «Белое движение» проиграло именно потому, что несло на себе несмываемую печать предательства. В таком случае Афраний и его подручные, убивающие «белого» Иуду, – это и есть «красные». Параллели между ними и бесами из московских глав вполне оправданы.

Кто же в таком случае послужил коллективным прообразом Пилата? Вот что действительно интересно! Символом какой силы может быть «белый плащ с кровавым подбоем»? И наместником какого кесаря является эта сила?

Боюсь, что если следовать советской историографии, как и антисоветской, нам этот вопрос никогда не решить. Хотя даже в советских учебниках пришлось выделить место для опровержения гнусных обвинений вождя революции в шпионской работе на германский Генштаб. Вот уж неправда! Причём здесь шпионаж? Никакой ценной информации В.Ульянов из своего Цюриха немцам не мог сообщить, да и из Смольного тоже. Просто в начале ХХ века не было ещё такого понятия как «агент влияния», ведущий не шпионскую, а политическую работу на другое государство, и использующий поддержку этого государства в борьбе за власть.

А товарищ Троцкий? Его биография тоже полна чудесными подробностями, не оставляющими больших сомнений в сотрудничестве, если не с американскими властями, то с финансовыми тузами из еврейской общины США. Среди старых большевиков таких людей с двойным дном множество, а уж среди руководителей ВЧК-ОГПУ и подавно. Булгаков вполне мог сформировать такой взгляд, общаясь с одним из самых приближенных к власти посредников, работавших с европейскими друзьями СССР. Тогда становится понятно, почему нужно было очень глубоко зашифровать это открытие о тайной природе советской власти как наместника заморского «кесаря».

Остаётся понять, кто является коллективным прообразом самого Иешуа. Кого в течение XX века сначала предали, бросали в подвалы, избивали, допрашивали, распяли и похоронили, и несмотря ни на что, он остался жив и спас всех своих учеников? Кто несмотря ни на что, проявлял любовь к своим мучителям и готовность вместе с ними исправлять ошибки и строить светлое будущее? Да, это именно он – русский народ, все здоровые, по-настоящему свободные силы в русском обществе.

Такое толкование героев «романа в романе» соответствует нашей гипотезе о том, что великий роман всегда несёт в себе образы коллективной памяти, а сюжет отражает тот скрытый план, о котором толковал Воланд в первой главе. И ведь на самом деле, «роман мастера» сам по себе является великой драматургией, самой яркой и вдохновляющей частью всей книги. Но это эстетическое удовольствие, как мы знаем, происходит от совпадения ключевых образов сюжета с «кодовыми замками», которыми запечатлён воландов план в нашей коллективном бессознательном.