МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №1, 2013 (4)

Не впервые замечено, что количество лекарств, направленных против конкретного заболевания, обратно пропорционально их эффективности. Если этих лекарств множество, это значит, что ни одно из них не является абсолютно действенным. Футурологию характеризует скудность достижений при избытке усилий. Непроницаемость будущего подобно стене отталкивает поток направленных в него мыслей, расходящимися рикошетами. Одни отскакивают вверх – к общим фразам, другие вниз – к мелким второстепенным проблемам. Это дифракция мыслей, смещенных в отрыв или во второстепенность. Довольно типичным является также эффект полного отражения: рост мнимых приготовлений, в результате которых ничего не возникает. Поэтому, если практика подводит, ничто, кроме возврата к методологическим рассуждениям, не убережет от осознания фиаско. Этим объясняются два повсеместно встречающихся явления: чисто постулативное писательство, а также идеологические позиции под маской объективизма. Все больше авторов в произведениях распространяются о том, как футурология должна действовать, но как-то никто не воспринимает эти обязанности как собственные. Это во-первых. Во-вторых, там, где неизмерима вероятность будущих событий, в прогнозы подспудно просачивается субъективизм исследователя, зачастую безотчетный. Следовательно, идеология проникает в прогнозы в качестве суррогата, заполняющего пустоту. Поэтому обвинения в злой воле, макиавеллистической идее и диверсионном замысле расходятся с сутью дела, хотя мимикрия субъективных мнений под теоретический объективизм является фактом.

Более правильным было бы заверение, что футурологи подменяют тактику ученых тактикой азартных игроков.

Составляя календарь будущих открытий или строя сценарии, учитывая всевозможные шансы, футуролог как игрок в рулетку следит за многими полями игры одновременно. Такой игрок действует благоразумно, согласно минимаксной тактике, поэтому он максимизирует шансы выигрыша, минимизируя одновременно риск потери, и может так делать, поскольку все выигрыши и проигрыши соразмерны как обмениваемые на одну и ту же валюту. Зато несоизмеримы ценности предполагаемых открытий и политических событий, ибо не существует «валюта», в которой их можно было бы пересчитать. Наука на самом деле генерирует множество гипотез, но отсеивает их через фильтры экспериментов; зато в футурологии большое количество прогнозов, произносимых хором, создают прогностический шум, ибо нет в ней результативных отсеивающих фильтров. Новейшая тенденция ограничения краткосрочными прогнозами является, для начала, отказом от предсказательных амбиций, а затем, что хуже, стирает грань между истиной и ложью прогнозов, потому что сопоставляет оба понятия с осуществленной деятельностью. Поэтому чем полнее реализуется то, что планировалось, тем большее содержание истины мы склонны приписать прогнозам, которые способствовали началу. Но понятия истины и лжи нельзя применять в случае краткосрочных прогнозов, аналогично тому, как нельзя говорить, наблюдая за водителем на перепутье, что дорога, которую он выбрал, правильная в противовес к оставленной или vice versa. Верным или неверным может быть только прогноз, охватывающий будущее поведение водителя вместе с конфигурацией распутья, которого он достигнет. Таким образом, придерживаться краткосрочных прогнозов – это увертка, незаметно уводящая прогностическую составляющую в обычное планирование. При таком состоянии дел множить прогнозы – это действовать не нейтрально, а пагубно, ибо в лучшем положении находится тот, кто ничего не знает, в отличие от того, кто получает множество исключающих друг друга прогнозов. Первый обладает нулем информации и знает об этом; второй, под видом информации, получает ее наихудшую разновидность: информацию ложную, вводящую в заблуждение, ибо не знает, есть ли в совокупности прогнозов какой-нибудь точный и каким способом отличить его от всех остальных.

Вышеприведенные сомнения (их гораздо больше!) ведут к антипрогностической позиции. Вот почему Карл Поппер дал ей радикальное определение – nota bene, в дофутурологическое время. Этот философ истолковал опровержение предсказуемости истории в «Poverty of Historicism»^{30}. Он допускает только медленное, пошаговое улучшение социальных положений. Будущее, согласно ему, неразличимо, поэтому оно представляет изменение, преобразующее и данное состояние вещей, и законы, которые им управляют.