Он сидит на террасе замка, несмотря на холод. Пристально смотрит на всех, кто проходит мимо. Людей здесь сейчас собралось значительно больше, чем замок Обама видел со времен своего основания. Машинально придерживает перевязанную правую руку, пострадавшую в начале похода. По счастью, он левша, ожог не мешает держать меч и кисть. Но сейчас он ничего не записывает. Не до того. Князь может позвать его в любой миг, и отец тоже.
Отец приехал недавно, его не было при начале кампании - болел, и не сопровождал своего племянника - старого князя. Терумунэ называли старым князем, да, хотя он был в расцвете лет и сил. Здесь, на севере, живут люди, закаленные суровыми зимами, и не менее жестокими боями, и если не сложатся в бою, доживают до глубокой старости. Немало вассалов дома Датэ, разменявших шестой, а то и седьмой десяток, продолжают участвовать в боях, и не считают себя стариками. А "старый князь" - потому что сложил с себя власть, а не потому, что состарился и ослабел. Но влияние Терумунэ - теперь уже покойного Терумунэ, после отставки не стало меньше. Наоборот, кажется, даже выросло, когда он стал при сыне советником и стратегом. Буйный и вспыльчивый Масамунэ возглавляет войско в сражениях, Терумунэ сдерживает его чрезмерные порывы и дает верные советы. И власть клана растет. Так было до последних дней.
Датэ Сигезанэ замещал при князе своего отца, и это было для всех в порядке веще. Уж таковы причуды родства - восемнадцатилетний Сигезанэ приходился старому князю двоюродным братом. Причем, в краях, где сражаются с отрочества, и сам Сигезанэ заслужил уважение, считался одним из лучших полководцев клана. А сейчас Масамунэ, его князь, его друг, его ближайший родич, которого он знал с младенчества, не говорит с ним и не глядит в его сторону. Неужели он винит Сигезанэ в том, что произошло?
Ведь он один из ближайшего окружения Масамунэ из-за обожженной руки не поехал на ту проклятую охоту, остался в свите Терумунэ - и не воспрепятствовал тому, что случилось.
Нет, Масамунэ не стал бы молчать, если б у него такое было на уме. Если он кого и обвиняет, так только самого себя. Терумунэ захватили в заложники, потому что сын его уехал поразвлечься охотой, и увел с собой множество воинов. Но хуже всего то, что было потом. Сигезанэ до конца жизни будет помнить, как Терумунэ кричит с чужого берега пограничной реки: "Стреляйте!", и воины, привыкшие повиноваться его приказам, дают залп по отряду Хатакэяма и их пленнику.