— Очевидно, чтобы назначить министром финансов, — ответил Винченто с серьезным видом и тут же рассмеялся, увидев выражение моего лица. — Шучу, разумеется. «Дабы искусством вашим послужить прославлению Государя и трудов его, украшению престольного града, а такожде иным возвышенным целям, сообразно мастерству вашему», — оттарабанил он по памяти, не заглядывая в послание — не иначе как перечитывал его не один раз. — То есть, видимо, это не только должность придворного живописца. Это еще и роспись дворцов и храмов… ты ведь знаешь, что Людвиг затеял большое строительство?
Да, Людвиг, которого впоследствии тоже назовут Великим, а в то время — молодой император, взошедший на престол менее года назад, уже тогда был известен своими грандиозными планами. К которым, впрочем, в ту пору многие относились скептически. Особенно когда вместо умудренных старцев он начал приближать к себе таких же молодых людей, как он сам.
— Ну, разумеется, все это после того, как он лично убедится в моем мастерстве, — продолжал Винченто. — Пока что он, наверное, больше слышал обо мне, чем видел мои работы… Но за этим дело не станет.
— Собираешься брать их с собой?
— Нет, конечно, зачем обременять себя в дороге. Напишу новые на месте, — с извечной своей беспечностью улыбнулся он. — А дом со всей обстановкой и оставшиеся картины я продаю. Но ты можешь выбрать себе любую в подарок, — он развел руки широким жестом, а затем неожиданно посерьезнел. — Не знаю, когда мы снова свидимся, Родольфо, и свидимся ли вообще. Переезд в столицу… сам понимаешь, это серьезное дело. Чуть не тысяча миль пути по плохим дорогам… там, где их вообще можно назвать дорогами… вряд ли у меня будет возможность съездить в Фиренту, чтобы навестить старых друзей. Вот разве что, — он вновь повеселел, — ты тоже переберешься ко мне на север.
— На север — пока еще нет, — произнес я, глядя на него (пожалуй, я принял окончательное решение именно после этой фразы). — Но… знаешь ли, Винченто, вот ведь странно: я ведь тоже хотел сообщить тебе, что собираюсь в путешествие. Только не на север — на восток, в Хелласу. Ты ведь знаешь, я давно об этом мечтал.
Действительно, я не раз говорил Винченто о своем желании посетить древнюю Хелласу, дабы своими глазами осмотреть — и по возможности запечатлеть — и развалины античных храмов, и фрески наиболее знаменитых церквей восточного ордера. Я даже предлагал ему совершить это художественное паломничество вместе — что, помимо прочего, было бы и выгоднее, и безопаснее — и он всякий раз говорил, что это и в самом деле было бы неплохо, если бы он не был должен работать над очередным заказом. И, если он не мог найти для столь длительного путешествия времени, то мне, в свою очередь, не хватало денег.
— Значит, все-таки собрался? Выходит, твои дела пошли в гору?
— Да, подвернулся выгодный заказ, так что могу себе позволить наконец… — пробормотал я и, пока он не заинтересовался этим «заказом», перешел к главному: — Так что, я думаю, нам рано прощаться. Мы можем отправиться в путь вместе и быть попутчиками до самой Вероны.
— Правда? Здорово, — искренне обрадовался он. — Несмотря на подорожную с императорской печатью, я буду чувствовать себя куда спокойней в компании старого друга в наших северных провинциях. Говорят, содержатели постоялых дворов там сплошь разбойники, и не всегда даже в переносном смысле.
— Ну, я, конечно, не солдат, но двое действительно рискуют меньше, чем одинокий путник. От Вероны на север тебе тоже не следует ехать одному. Дождись какого-нибудь каравана Тамошние края, говорят, совсем дикие.
— Да, конечно. Ты тоже береги себя.
— Непременно. Когда ты выезжаешь?
— Как только избавлюсь от всего тут. Думаю, дней трех мне на это хватит. Пришлось бы, конечно, провозиться дольше, чтобы выторговать наилучшую цену, но к чему? Мне не терпится начать новую жизнь на новом месте, так что долой старый хлам. И на службе императора я вряд ли буду бедствовать… А у тебя какие планы?
— Мне не надо улаживать никакие дела — я ведь уезжаю не насовсем, — солгал я. — Так что готов ехать, когда будешь готов ты.
И три дня спустя мы действительно отправились в путь. Был конец мая, погода стояла чудесная, и казалось, что сама природа обещала успех всякому задуманному в это время предприятию — но, конечно, из двух предприятий окончиться успехом могло лишь одно. Винченто ехал на лошади, я — на муле, что, по правде говоря, создавало впечатление, что путешествуют не два товарища, а хозяин со слугой, но, так или иначе, на тот момент даже и покупка мула была для меня едва посильной тратой. В моей дорожной торбе было не так уж много вещей, но Винченто удивился бы, если бы узнал, что среди них имеется небольшая лопата с обрезанной ручкой.