Младенец Фрей

Когда Алик ушел, Андрей понял, что одним недоброжелателем у него на свете больше. Но тем не менее он полагал, что был прав, потому что опаснее всего слуги сильных мира сего – они отождествляют себя с хозяевами, но, как правило, лишены воображения.

* * *

Когда Андрей вошел в каюту № 512, встретили его радостно и громко, как запоздавшего родственника. Антонина крупными шагами ринулась к двери, схватила Андрея за плечи, как Тарас Бульба вернувшегося до хаты сынка, и встряхнула:

– Добро пожаловать в нашу скромную компанию.

Бегишев сидел в одиночестве на низком диване, растекшись по нему студенистой тушей, которую не мог удержать воедино синий с белыми полосами спортивный тренировочный костюм. Он изобразил улыбку и гостеприимство, что далось ему нелегко – лицо Оскара Ахметовича не было приспособлено для теплых чувств. Он приподнял пухлую руку и щелкнул пальцами. Андрей увидел, что на руке вспыхнул синим камнем золотой перстень.

Алик стоял спиной у письменного стола и открывал бутылки. Он видел приход Андрея в отражении иллюминатора, так что поза была намеренной. Младенец Фрей был возбужден, щеки горели, будто нарумяненные. Виски и скулы были наверняка подкрашены. Любопытно будет спросить у Лидочки, красил ли Фрей волосы, пока жил у Сергея.

Фрей стоял справа от двери, у занавески, отделявшей гостиную от спального алькова, в компании незнакомого Андрею странного маленького человека со сплющенным с боков лицом, густо заросшим черной щетиной – только острый горбатый нос толщиной в закладку для книги выдавался из этих зарослей. Глазам человека также было тесно на лице, они круглились, а брови были поломаны опрокинутыми галочками. Когда Фрей подвел этого человечка, к которому благоволил, очевидно, потому, что тот уступал ему в росте сантиметров десять, Андрей понял, что незнакомец позволяет волосам столь густо закрывать лицо, чтобы не был виден скошенный подбородок – его место занимали волосяные джунгли.

– Профессор Маннергейм, – представил бородатого мужчинку Фрей. – Борис Анатольевич, экстрасенс, ведущий специалист по Шамбале и Тантре. Член Нью-Аркской академии трансцендентальных знаний.

– Член-корреспондент, – сердито поправил профессор Маннергейм Фрея. – Всего-навсего член-корреспондент.

– Но это немало, – искренне порадовался Андрей.

– Вы так думаете? – спросил профессор.

Андрей ощутил, что Фрей понял издевку, оценил ее и затаил знание о ней.

Произошла пауза – Фрей и профессор внимательно смотрели на Андрея, Антонина стояла рядом с ним, не снимая ладони с его плеча. Все ждали очередного действа. И Андрей догадался, чего они ждут.

– Вы приходитесь родственником генералу Маннергейму? – спросил он.

И ему показалось, что окружающие вздохнули с облегчением. Угадал.

– Мои предки – крестьяне, – сообщил Борис Анатольевич. – Одного из имений пресловутого барона.

– Он несет это как крест, – сказала Антонина.

– Ну уж не сейчас, не сейчас, – вдруг заявил тонким голосом Бегишев. – Сегодня я был бы счастлив иметь такую фамилию. Да на нее такие сделки бы клевали, офигеть.

– А я предпочел бы быть Ивановым, – храбро возразил Маннергейм.

– Никто не мешает – перемени фамилию, возьми псевдоним, я тебе за двести баксов эту процедуру в мэрии в два дня проверну.

– Простите, Оскар Ахметович. – Маннергейм демонстративно и обиженно развел руками. – У меня нет двухсот баксов! – Последнее слово он произнес с искренним презрением.

Бегишев хмыкнул и ответил после короткой паузы, словно не сразу сформулировал мысль:

– Заработай.

Пауза кончилась, потому что Антонина поняла, что пора брать руководство веселой пирушкой в свои руки.

– Усаживайтесь, мальчики, – сказала она, – усаживайтесь. В ногах правды нет.

Кресел и стульев хватило всем. Лишь Алик не занял свой стул – он ставил на большой журнальный столик у дивана бутылки, видно, взятые с собой – родные, российские напитки, без затей. Шампанское и водка. На столе стояли две раскрытые банки датской ветчины, формой напомнившие Андрею печень, кучей громоздились пирожки – такие давали днем к бульону, толсто и неаккуратно был порезан сервелат.

Алик разлил шампанское по бокалам, принесенным из бара.

– За знакомство, – сказала Антонина. Бегишев не спорил с тем, что она взяла на себя роль тамады, – очевидно, ему было жаль расходовать свою драгоценную энергию на столь банальные дела. Он зачерпывал столовой ложкой ломоть ветчины, соединял его с пирожком, делал хватательное движение неимоверно расширившейся пастью, и пища исчезала внутри.

Андрею показалось, что он видит, как добыча ползет по глотке Бегишева, как видишь кролика, перемещающегося по пищеводу удава.

– До дна, до дна! – закричала Антонина, ставя бокал вверх ножкой.

– Но ты же знаешь, – укоризненно сказал Маннергейм, – для меня это исключено.

– Он закодированный, – сказала Антонина Андрею, за что была подвергнута выговору со стороны Фрея.