Младенец Фрей

Андрей оторвал три талона и дал официанту. Он боялся недоплатить.

Оркестр Дилеммы затрепетал, словно попал в силки. Музыканты захлопали крыльями и закудахтали, затем на высокой ноте возопила о любви Дилемма. Пришлось прервать беседу.

Свет притушили, лучи прожектора принялись елозить по лицам, стало тревожно и празднично. Даму этот гвалт не смутил, она придвинулась к Андрею, ее горячее сквозь шерстяную кофту плечо коснулось плеча Андрея. Дама коснулась губами его уха.

Андрей почувствовал, словно узкий туннель со скользкими стенками протянулся между его ухом и губами дамы, настолько явственно, раздельно и даже возвышенно в его мозг вторгались ее слова.

– Меня зовут Антониной Викторовной, – сказала дама. – Надеюсь, что со временем вы будете называть меня Тоней. Как близкие друзья. Лады?

А я ломал голову – как к ним приблизиться!

Андрей кивнул, соглашаясь с Антониной Викторовной.

– Тогда за знакомство! – сказала дама.

Выпила она с удовольствием. Она влила водку в широко раскрытые тонкие губы, словно в трубу, – плеснула и замерла, прислушиваясь, как водка проникает, лаская и обжигая пищевод.

– Вы сегодня вечером что делаете? – спросила Антонина.

– Здесь сижу.

– Ну, дипломат! Здесь сижу! А потом?

– Потом спать пойду.

– Нет, Андрюша, ты к нам в гости пойдешь. Пора тебе со своими спонсорами знакомиться. Есть проблемы, которые стоит обсудить. Деловые и личные. К твоей же выгоде.

– Вы уходите? – спросил Андрей.

– Здесь шумно и не по-людски. Русский человек в такой атмосфере себя чувствует неуютно.

И Андрей почувствовал себя не совсем русским человеком.

– Значит, в двадцать один ноль-ноль. Каюта пятьсот двенадцать. Люкс. Удовольствия я гарантирую.

«Все было просто и мило. Круиз, беспечная атмосфера двухнедельного праздника. Ты, Андрюша, выручил пожилого человека. Его друзья хотят с тобой сблизиться, а может, просто пропустить по рюмочке за знакомство».

Но Андрей вдруг задумался, не оставить ли записку Алеше Гаврилину. На всякий случай. Нейтральную записку: «Я в каюте номер 512. Если что…»

Нет, стыдно.

* * *

Алеша Гаврилин позвал Андрея к Бригитте Нильсен, там собирался узкий круг – на каждой конференции есть узкий круг, отбор в который идет годами, от конференции к конференции, от семинара к семинару. Люди познаются в трудах и веселье деловитого безделья; здесь тоже ценятся не только покладистый характер и умение интриговать, не продавая своих, но и определенное трудолюбие, преданность общему делу. Множество факторов, порой непонятных и не важных для человека постороннего, создают стабильную замкнутую элиту в каждой из областей международной деятельности, а уж элита обладает коллективной гениальностью и изощренной хитростью, направленной на то, чтобы не переводились благодетели и кормильцы, поддерживающие нужное направление науки или прогресса, а на самом деле – благополучие и страсть к перемене мест нескольких знатных дам, синхронных переводчиков и стареющих чиновников. При них же либо в их числе обязательно подвизаются шпионы разного толка, которые, подчиняясь собственному начальству, на самом-то деле душой прикипели к своей, лишенной истинных национальных привязанностей элите.

Бригитта Нильсен была типичным порождением и даже жертвой этого мира и не могла позволить себе поставить под сомнение серьезность и чрезвычайную важность любого из ничтожных мероприятий. Ведь из-за этого ушла ее молодость, поблекла красота и были потеряны лучшие из любимых мужчин. Костя Эрнестинский был на пути к такой элите. Причем к ее высшему эшелону – к Представителям. Его уже приглашали на узкие совещания и присылали циркулярные письма на бланках ЮНЕСКО. Алеша Гаврилин мог ко всему относиться со свойственным ему добродушным юмором, потому что как исключительный синхронист был нужен всем и не боялся остаться без работы, но, пока он пребывал в той или иной компании, он соблюдал устав монастыря, может, не столько от свойственной его натуре лояльности, сколько от склонности к неспешным беседам, лицезрению цивилизованных городов и гостиниц. Он мог взять рюкзак (хороший, немецкий, недорогой), забрать с собой худенькую и очень умную жену Юлю, обеих дочек и отправиться пешком по дорогам, допустим, Шотландии. Ни от кого не завися, вольный, как птица, и неприхотливый, как сурок. Но если Алеша решился на такое путешествие, это значит, что в середине или в конце маршрута стоят дома его добрых приятелей-эмигрантов либо искренне расположенных к нему коллег-синхронистов. Ибо неприхотливость Алеши включала хорошую ванну и махровые полотенца.

Когда Андрей сказал Гаврилину, что к Бригитте не пойдет, потому что зван в гости к спонсорам – так они, не сговариваясь, назвали между собой компанию Бегишева, – тот только пожал плечами, показывая этим непонимание и неприятие решения своего соседа. Но принцип Алексея состоял в том, чтобы не навязывать своего мнения никому на свете. Потратив минут пять на приведение в порядок своего туалета, Алеша забрал с собой бутылку виски и отбыл.

Андрей улегся на койку. Оставалось полчаса. Он за день устал.

А может быть, сказывается возраст?