Мю Цефея. Делу время / Потехе час

Мужчина — как самый обстоятельный — занимается золотом. Он забирается как можно выше: на обзорные площадки, на крыши небоскребов, которых в городе с каждым годом становится все больше, — так, чтобы были видны золотые купола. Если сияние золота кажется ему недостаточным, он разгоняет тяжелые декабрьские облака и, зачерпнув ладонями солнечные лучи, бросает их на город, пока на серых стенах не засияют золотые блики.

Старик — как самый опытный — ждет. Он ждет, когда город пропитается ароматами мирры и ладана, когда зимняя мгла будет разбавлена вкраплениями золота. Он ждет, когда город погрузится во тьму, глубже которой, кажется, нет ничего, и где лишь купола служат маяками. Тогда он встает из кресла, подходит к окну и распахивает его. Он простирает руку к небу и, отдернув завесу тьмы, являет погруженному во тьму городу звезду — или краешек, или отблеск звезды, если погода не позволяет. Мир изменился, и с погодой порой приходится считаться.

Юноша, мужчина и старик — каждый в своей точке города, где им является звезда, — протягивают к ней руки и восклицают:

— Младенец рождается, славьте!

Ветер подхватывает их голоса и разносит по городу, освещенному звездой, отражающейся в золоте куполов, по городу, пропитанному миррой и ладаном. Тьма отступает. Юноша, мужчина и старик улыбаются — работа проделана, можно возвращаться домой.

Рабочих виз у них нет, но мир изменился.

Звезда моряков (автор Мария Цюрупа)

Сколь бы ни было велико искушение, не строй дом свой в долине, мой мальчик.

Заповедь моряков

Вы подумаете, что дед ваш совершенно выжил из ума, раз отвлекся от цифр и ударился в беллетристику. Но чем больше сгибаются мои плечи под грузом лет, проведенных за счетами и книгами записей, тем более я становлюсь сентиментален. Закрывая глаза, я все чаще вызываю в памяти давно утраченный город своей юности: розоватые стены домов, разогретые солнцем улицы, наполненные жизнью с утра и пустеющие к полудню, когда жара становится неприятной, длинные синие тени, ползущие вечерами по остывающему песку. Я помню знакомые звуки: шипение масла в уличных жаровнях, гул голосов в прохладном подвальном трактире, шорох трав на холме под ветром.

— Наверное, так шумит море, — сказал мне как-то Филипп, когда мы по обыкновению сидели на склоне после школьных занятий, смотрели на город внизу и жевали сладкие стебельки травы.

— Дурак, — ответил я по привычке.

Он виновато улыбнулся и пожал плечами.

Не знаю, что роднило меня с Филиппом, потому что мы были различны, насколько могут отличаться друг от друга два молодых человека одного возраста, просидевших всю школу на одной скамье. Начнем с того, что Филипп был из моряков. Известным моряком был его дед, а до того — прадед, и никто не сомневался, что этот застенчивый, мечтательный мальчик пойдет той же дорогой. Проведет свою жизнь в пыльных кабинетах, разбирая каракули в старых книгах, наблюдая за движением звезд и размышляя о том, чего нет теперь и не было, вероятно, никогда. Возможно, думал я, работа эта не лишена романтики, но уж точно лишена всякого практического смысла. А кроме того, начисто лишена смысла финансового. О моряках отзывались уважительно, их речи слушали с любопытством, но жалованье платили смешное.

Я прекрасно помню деда Филиппа. Огромный старик с окладистой бородой и выцветшими от непрестанного чтения светлыми глазами не раз приходил к нам в школу и рассказывал небылицы о дальних странах, о морях, покрывавших когда-то все равнины на много сотен, нет, тысяч миль вокруг, о кораблях — специальных сооружениях, способных держаться на водной поверхности, и, конечно, о звезде моряков. Звезда моряков, говорил он, помнит мир от начала времен. Когда-то она указывала путь кораблям (когда ты в море, полагал он, ты, бывает, не видишь кругом ничего, кроме воды, во всех направлениях одинаковой). Теперь она напоминает нам об ушедшей эпохе и велит беречь и передавать древние знания. Наступит день, и звезда вновь позовет в путь, и тогда моряки должны быть готовы. В раннем детстве мы слушали старика с волнением, мечтали о дальнем пути и о подвигах, но, став старше, верить в море в большинстве своем перестали и вместо волшебных сказок заинтересовались собственным будущим. Отец стал учить меня торговле, я заработал первые деньги и даже начал совершать не воображаемые, а настоящие путешествия — сопровождал караваны с товарами в соседний город, затем дальше и еще дальше.