Митрополит Филипп

Филипп явно удалился на длительный срок не без благословения наставника, всё выдержал и вернулся в киновию[22], завоевав всеобщее уважение. Сколько времени он провел в уединении, неизвестно. Житие говорит о годах его пустынножительства. Но уединение на острове неподалеку от большого монастыря не может быть полным. Очевидно, к нему заходили другие иноки, возможно игумен и старцы, смотрели за благочинием и честностью его жизни, оценивали. Аскетические усилия, если предпринимаются они с прозрачной душой и прямой верой, воздействуют на монаха так же, как на металл воздействует процесс закалки: шлаки, дурные примеси уходят, остаются лишь чистота и прочность. Опытные братья Филиппа по соловецкой общине, очевидно, следили за изменениями, происходившими с его личностью, и вынесли доброе суждение. Это — не тщеславие, не торопливость духа, не самонадеянность экзальтированного неофита. Это — настоящее.

Вернувшись в общину, Филипп спокойно вошел в стихию повседневных трудов. Теперь за ним признавалось право высказывать суждения по важным предметам иноческой жизни, и к словам его прислушивались. Вскоре настоятель сделал Филиппа своим «споспешником», иначе говоря, помощником, доверенным лицом. По словам Жития, «…видя же его игумен Алексей тако превосходяща подвиги, и чюдна смыслом и разсудительна суща, и смирением украшена многим и мужественна в деланиих добродетельных, радовашеся о нем зело, и спомощника и содельника имяше его во многих служениих и попечении, о начальных службах устрояти ему повеле».

Вероятно, после возвращения из лесной кельи Филипп поднялся на высшую ступень монашества — принял великую схиму[23]. В дальнейшем Житие именует его старцем.

Соловецкая братия видела в Ионе Шамине Божий дар пророчества. Одно из его пророчеств касалось ученика. Всмотревшись в Филиппа духовным взором, Иона Шамин сказал: «Он будет настоятель во святой обители сей».

Так и вышло.

Глава третья ИГУМЕН

Соловецкий настоятель Алексий постепенно изнемогал под грузом лет и нездоровья. Ему всё труднее было справляться с многочисленными обязанностями главы большого монастыря. Он надеялся передать игуменский сан Филиппу, прекрасно показавшему себя в «начальных службах», уважаемому братией, прожившему в обители девять лет, а передав, до скончания века жить «особно», отдыхая от трудов.

Но Филипп совсем не желал настоятельской власти. Создалась ситуация, крайне неприятная для обоих.

Алексей, как сообщает Житие, «благословляет и молит» Филиппа «на свое место игуменом». Слово «молит» в данном случае надо понимать как «умоляет», то есть настаивает и упрашивает Филиппа принять сан против его собственного желания.

Тот отказывается и, видимо, проявляет большую твердость.

Тогда игумен собирает всю братию и обращается к ней: «Меня старость к земле клонит и мучают недуги, так скажите же, кого хотите видеть в настоятелях после меня? Кто будет благоуправно окормлять вас, когда я уйду?» Никто не высказал мнение, что есть более достойный преемник Алексию, чем инок Филипп. Его хвалят за большой разум, духовные знания, способность к наставничеству. Алексий пожимает плечами: «Как мне с вами не согласиться? Думаю о том же». Он рассказывает всей общине о нежелании Филиппа принять власть над обителью и просит монахов обратиться к нему всем миром. «Потом же и вся о Христе братия молят его, дабы повинулся игуменскому благословению и не презрел моления их, еже правити святое место и пещися о спасении братства. Видяху бо его вси всеми добродетельми украшена и могущи спасти словесныя овца. Он же отрицашася такого начинания».

Инок Филипп упорно отвечал всем: «Я недостоин».

Только после того, как игумен приступил к нему с суровыми словами и повелел принять сан под угрозой наказания, Филипп вынужден был согласиться.

Откуда столь упорное сопротивление?

Дело явно не только в скромности Филиппа. И даже не в том, что он с большими усилиями переделал себя, обратясь из блестящего дворянина в аскета, молчальника, образцового монаха. Конечно, совмещать игуменские обязанности с тем способом жизни, который он избрал себе, невозможно. От внутренней сосредоточенности, от концентрации на молитве и богомыслии пришлось бы надолго отказаться, чтобы блюсти жизнь всей братии. Но только ли в этом причина? Филипп — инок, солдат духовной армии. Начальник его, настоятель, велит ему принять игуменство. Изложив резоны своего нежелания и все-таки услышав повторный приказ, уместно повиноваться. Прочее же выходит за пределы норм монашеской жизни.

Житие вкратце приводит смысл речей Филиппа, обращенных к Алексию: «Не желал он принять начальственное положение на себя и отвращался от власти как от великой тяготы. Он в большей степени хотел повиноваться, нежели наставлять иных. Ибо знал блаженный, что для спасения легче и удобнее наставляться от других, чем самому наставлять»^{6}.