Читаем Митрополит Филипп полностью

Филиппа признавали пригодным для наставничества. Если так, то он уже проявил себя в подобного рода деятельности — братии было по чему судить. Но тут Филипп отрекается от роли наставника, отрекается с необыкновенным упрямством. Для его согласия требовались прошение всей братии и угроза игумена.

Как видно, дело в том, что сам Филипп уже задумывался об игуменстве на Соловках, примерил на себя новые тяготы и увидел ясные резоны для отказа. Для твердого отказа. Каковы же они?

Вся последующая деятельность Филиппа на игуменском месте резко отличается от того, как руководили Соловецким монастырем его предшественники. Он, будучи в миру богатым помещиком, имея опыт управления большим хозяйством, видел возможность и благость перемен, какие требовалось произвести в обители. Видел также масштаб необходимых нововведений. Знал, что способен справиться с этой работой.

Но столь же хорошо понимал Филипп, с каким противодействием придется ему столкнуться.

Соловецкая братия привыкла к определенному укладу жизни. Хорош он или плох, благи или дурны перемены, а привычка производит давящее действие на умы людей. Филипп мечтал сломать старый тихий уклад выживающего монастыря и превратить обитель в процветающую, обеспеченную всем необходимым, украшенную величественными храмами.

Однако братия-то не могла заглянуть ему в мысли и не знала, каких способностей он человек. Филипп, всю жизнь утверждавший дух евангельской любви, предвидел шатания среди соловецких иноков, прозревал раздоры и сомневался: да стоит ли ради великих целей поколебать добронравный мир в общине? Не лучше ли та размеренная любовь, пронизывающая скромный быт иноков, чем новая жизнь, в основу которой ляжет непокой?

Потому и отказывался столь долго — добр был к другим, склонялся к тому, чтобы себе отказать в совершении больших замыслов, лишь бы не утеснять братию.

Но в конечном итоге Филипп отступил, покорился тому, к чему вел его сам Господь. Дальнейшее сопротивление было бы странно и даже неприлично.

Теперь иноку Филиппу, нареченному игумену, предстояло ехать на материк для поставления в сан у архиепископа Новгородского. Братия избрала сопровождающих, казначей выдал немного серебра на расходы, и монастырский карбас, приняв группу людей в бедных рясах, со скудными харчишками в дорожных мешках, отправился в плавание «на полдень». Игумен, крестя на прощание Филиппа, со вздохом напоминал: «Просите у владыки милостыньку… Хлеба нам не хватает».

Сам Алексий не решился покинуть обитель. Как видно, ему не хватало здоровья для трудного плавания и длинных пеших переходов.

В ту пору на новгородской кафедре пребывал архиепископ Феодосий, занявший ее после перехода мудрого книжника Макария на митрополию.

Феодосий смотрел на Филиппа с недоверием. Почему не явился сам игумен? Одобрил ли он возвышение этого человека? Да и кто он таков, никому не ведомый на Большой земле инок Филипп? Говорят, из бояр… Да лукавый ли его видел, из каких таких он бояр!

Но посланцы братии, пришедшие вместе с Филиппом, подтвердили: «Владыка святый, молит тя собор Соловецкиа обители, да поставиша нам во игумены посланного с нами старца Филиппа».

При Феодосии Соловецкая обитель уже слыла крупной и важной. Допустить на игуменство малограмотного человека было бы неправильно. Давний предшественник Феодосия по новгородской кафедре, архиепископ Геннадий, за несколько десятилетий до того жаловался горько: приведут к нему прихожане человека для возведения в поповский сан, а он едва бредет по Псалтыри. Как доверить такому приход? А тут не простой приход, а прославленный монастырь. Нужно подходить с разбором.

Архиепископ расспросил о Филиппе в подробностях, но не услышал ничего худого. Тогда владыка высказал желание побеседовать с ним особо.

Явившись на испытание, Филипп смиренно приветствовал Феодосия глубоким поклоном. Тот благословил его и усадил, а вслед за тем принялся проверять познания соловецкого выученика в Священном Писании. Филипп, человек книжный, отвечал «вся по ряду», не допуская ошибок. Морщины на лбу владыки понемногу разгладились — он понял, что соловецкая братия привела к нему достойного преемника старому Алексию.

С легкостью в сердце Феодосий поднялся из епископского кресла и велел позвать приехавших с Филиппом иноков. Когда тех привели, владыка сообщил им, что нашел присланного старца «искусна суща» в духовных знаниях и «могуща паствити словесное стадо». На глазах у ликующих посланцев соловецкой братии Феодосий совершил поставление Филиппа в сан. Закончив обряд, он обратился к монахам, которые с этой минуты должны были повиноваться новому игумену: «Се отец ваш! Имейте его во Христов образ! Со всяким послушанием покоряйтеся ему!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии