— Да, это так, — согласился Джонафер. — Ничего существенного они не нашли. Может, результаты и были бы другие, если бы Уден и его сотрудники представляли, что ищут. Тогда бы они сформулировали пару гипотез, а затем проверили бы их, исследуя организмы аборигенов. Может, и удалось бы понять, как идет у них процесс жизнеобеспечения. Вы правы, профессиональная интуиция Данли Сэрна смогла бы направить эти исследования в нужном направлении. А так им приходится практически наугад, да и от запуганных невежественных дикарей нет никакой помощи. В общем, биологи вынуждены работать вслепую, методом проб и ошибок. Они, правда, выявили некоторые особенности деятельности пищеварительной системы, но все это может быть следствием местной экологии.
— Тогда почему ученые прекратили обследование? Мы же уедем самое раннее через неделю.
— Они сделали это по моему приказу. После того как Уден продемонстрировал мне, что у них происходит. И сказал, что независимо от того, что я решу, он не намерен продолжать эти пытки.
— Пытки? А, понятно. Вы имеете в виду психологические мучения пленников?
— Да, я видел привязанную к столу тощую женщину, всю опутанную проводами от гудящих и вибрирующих приборов. Она не заметила меня. Ее глаза побледнели от ужаса. Ей, наверно, казалось, что из нее вынимают душу. А может, она думала, что происходит что-то более страшное, чему она не могла подобрать названия. Я видел в камере ее детей, держащихся за руки. Они как раз достигли возраста возмужания, и, кто знает, как все пережитое скажется на их психологическом и сексуальном развитии. В той же камере лежит их отец, напичканный наркотиками после того, как решился проложить себе путь прямо сквозь стену. Уден и его помощники пытались расположить к себе пленников, стать их друзьями, но ничего не вышло. Поскольку те знают, что они в руках ладей, ненавидящих их, а причина этой ненависти — смерть.
Джонафер на некоторое время замолчал.
— Всему есть предел, лейтенант, — продолжил он минуту спустя. — Наказанию и науке — тоже. Тем более что шансы обнаружить что-то новое чрезвычайно малы. Я приказал прекратить обследование. Завтра жену Мору и его детей отпустят домой.
— Почему не сегодня? — Эвелит заранее предвидела ответ капитана.
— Я надеялся, — Джонафер говорил очень медленно, — что вы согласитесь отпустить с ними и самого Мору.
-Нет.
— Ради Бога!..
— Вашего Бога. — Эвелит не смотрела на капитана. — Нет, не могу. Пожалуй, я и сама хотела бы уже избежать этого. Но Данли был убит не в честном бою — его закололи как свинью. В этом ужас каннибализма — он превращает человека просто в мясо, подобно любому животному. Я не могу вернуть Данли, но я считаю, что людоед — не что иное, как животное, опасное животное, которое необходимо застрелить.
— Понимаю.
Джонафер долго смотрел в окно. В заходящих лучах солнца его лицо казалось медной маской.
— Ну ладно. Вы не оставляете мне выбора, — наконец произнес он холодно. — По закону Содружества и согласно уставу экспедиции я вынужден уступить вам. Однако не будет никаких церемоний, и вам все придется сделать самой. Пленника привезут к вам, когда стемнеет. Вы сразу же расправитесь с ним, а затем будете присутствовать при кремации останков.
Ладони Эвелит моментально покрылись потом. Она никогда не убивала беззащитного человека!
НО ОН УБИЛ!
— Понятно, капитан.
— Отлично, лейтенант. А теперь можете идти наверх и присоединиться к ужину. И никому ни слова. Будьте готовы в двадцать шесть ноль-ноль.
Эвелит сглотнула, у нее пересохло горло.
— Это не очень поздно?
— Я хочу, чтобы в лагере все уснули. — Он в упор посмотрел на женщину. — И у вас будет время передумать.
— Нет! — она вскочила и почти побежала к двери.
Ее преследовал голос капитана:
— Данли наверняка попросил бы вас об этом.
Пришла ночь и заполнила собой всю комнату. Эвелит лежала, не включая света. Она не вставала. Казалось, будто стоящий на пути любимый стул Данли не позволял ей сделать это.
В конце концов она вспомнила про транквилизаторы. У нее оставалось несколько таблеток. Они помогут ей совершить экзекуцию. Без сомнения, Джонафер прикажет дать Мору наркотики. Теперь-то уж точно, перед тем как привезти его сюда. Почему бы ей тоже не привести себя в более спокойное состояние?
Нет, так нельзя.
Почему, собственно, нет?
Не знаю. Я больше уже ничего не понимаю.
А кто понимает? Один Мору. Он-то знает, зачем безжалостно убил доверявшего ему человека.
Эвелит неожиданно обнаружила, что устало улыбается в темноте.
Да, теперь Мору увидел, что у сыновей появляются первые признаки половой зрелости. Это должно немного утешить его.