Мираж

— Эти двое сами вляпались в эту историю. Это их проблемы.

— Как будто не ваши!

— Наши проблемы, дорогая, в прошлом. Когда вы на всех углах трезвонили о нашей «редакции»…

— Ты имеешь в виду «общую редакцию»? — перебила Лиз.

— Ее. Последние президентские директивы по ней и закон об ответственности за «утечку» информации в прессу немного вас обуздали. Теперь вы сами будете бегать к нам за материалами, девочка. И с удовольствием и благодарностью печатаете все, что нам заблагорассудится. Мы теперь прочно уселись в одну лодку. Нам вместе плыть.

— Считай, что я уже приплыла. Ты ведь знаешь, с каким трудом я прорывалась в Москву на место шефа бюро. Я, баба! Правда, не без вашей помощи, как и многие другие здесь, которые корчат из себя гениев, а тоже становятся на четвереньки и лают, стоит вам щелкнуть пальцами.

— Много колкостей, Лиз. Тебе не идет.

— Как я там вписываюсь в ваши планы, Вирджил?

— Все так же, моя дорогая Лиз. Все так же. Но оставим, пришли соседи. — Чип кивнул на трех молодых парней, что сели за соседний столик с коктейлями.

— Ты прав, это мои «старшие братья» сверху, — показала она глазами в потолок. — Скроемся от них в ресторан.

Был еще сок. Было шампанское. Были, уже в ресторане, пельмени в чесночном соусе. Были разговоры. Просто так. О том о сем. Чип провожал Лиз в Штаты. Ее дело удалось замять.

Незадолго до закрытия ресторане они покинули пресс-центр.

— Хорошо здесь, — сказал Чип. — Тихо, уютно, сытно…

Уже в машине его осенило: надо будет включить в отчет иск против Пайпера и Уитни за клевету, о чем говорила Лиз. Не значит ли, что русские намерены активно использовать свои законы? А что, если они применят к кому-нибудь из наших людей свой параграф о пропаганде войны? Чип поежился. Он знал, что по советским законам она жестоко карается. Знал он и то, что по ряду тайных операций ЦРУ, которые он должен проталкивать под прикрытием УМС, не один и не два журналиста, значащиеся в бухгалтерии «редакции», призваны заниматься только тем, чтобы в воздухе все гуще пахло «советской угрозой». Эти люди проходили у них как «ночная стража». Немного по-библейски, как считал Чип, но тем лучше. Для простофиль, которых надо пугать.

«Додумаем завтра», — сказал себе Чип, узнав огни Калининского проспекта и огромный светящийся глобус.

— Нет-нет, Лиз. Давай в «Россию», — сказал он решительно. Мне надо еще поработать. А в аэропорт я тебя провожу. О’кей.

ПРИВАТНАЯ ВСТРЕЧА друзей, как назвал ее Дик, началась где-то в четвертом часу пополудни. На квартире одного из американских корреспондентов, на днях уезжавшего в отпуск в Штаты.

Накануне вместе с Маккормиком Чип тщательно отобрал кандидатуры приглашенных. Решили, что на встрече будут не только «свои люди». И не только «маститые», которые и сами знают, что и как им писать. Договорились, что будет лучше «для маскировки», если придут даже те, кто, не скрывая, симпатизирует Советам.

Считалось, что будут просто проводы коллеги, хотя приглашенные уже знали, что состоится нечто вроде инструктивного совещания или своего рода закрытого брифинга с участием высокопоставленного сотрудника УМС. Такие встречи «только в своем кругу» нередко проводятся в посольстве. На этот раз, однако, решили, что будет гораздо удобнее придать ей видимость частной встречи, поскольку приглашались два западных немца, два француза и скандинавы. Короче, лишь избранный круг. Главным образом те, кто задает тон в местном корпусе иностранной прессы.

Как и предполагалось, приехали все, кого хотел видеть Чип. Ему предоставили и еще несколько человек, фамилии которых он так и не запомнил.

Подали аперитив, сдобные домашние пирожки и кофе. Обстановка была непринужденной, гости распоряжались собой по своему усмотрению. Чип присматривался к ним, прислушиваясь к комментариям хозяйки дома.

Она знала многое и, судя по ее мимолетным фразам, не очень-то жаловала тех, кто собрался под ее крышей на правах самых близких друзей. По ней выходило, что вон тот слегка лысеющий парень в очках с какой-то славянской фамилией не очень утруждает себя верной службой собственной редакции, за что коллеги частенько косо посматривают на него, хотя и помалкивают.

Здесь, в Москве, тараторила хозяйка, не принято называть вещи своими именами, чтобы не портить отношений, ибо только господу богу известно, кто есть кто в этом котле и что есть что. Думаешь, новичок, чей-нибудь протеже, силою неведомых обстоятельств вскарабкавшийся на вершину журналистского олимпа, а глянешь позднее — фигура, оказывается, весьма колоритная в табели о рангах и, что крайне обидно, весьма влиятельная, когда речь заходит о чьей-нибудь карьере или о принятии решений по поводу различных житейских ситуаций, нет-нет да и приключающихся в милом семействе.