Я выключил стрим, помянул Лапочку по матушке, поморгал глазами, выгоняя из них солнечных светлячков, оставшихся там после финальной вспышки, уставился в ночную черноту. Зажжённый мной огонек далеко не сразу помог, это было тоже самое, что войти после летнего солнечного дня в подвал, освещая себе путь разрядившимся фонариком. Пока глаза постепенно привыкали к мраку оставалось полагаться только на слух и нюх.
— Фу, Дол, это ты воздух испортил? Ужас, ты будто не траву ешь, а трупами скунсов питаешься.
Баран возмущенно заблеял, пришлось шикнуть на него:
— Тише ты, бараноголовый, сейчас крокодил какой-нибудь тебя услышит и отъест копыта по самые уши, заткнись...
Ох, уж лучше бы это был крокодил. Глаза мои, наконец, освоились с мраком и поднявшийся повыше магический огонек высветил пару таких жутких уродцев, что крокодил на их фоне выглядел бы писанным красавцем. Короткие скрюченные ноги, заканчивающиеся когтистыми ластами, бесформенные тела с отвисшими сдутыми пузами, согбенные спины с намечающимся горбом, длинные руки с огромными кистями увенчанными черными саблеобразными когтями, волочащиеся по болотной грязи, непропорциональные головы с парой злобно горящих глаз, и пастями, подходящими разве что акулам-вампирам.
И эта сладкая парочка, скаля клыки в жутком оскале направлялась прямо к нам.
Ледяной буран и каменный дождь ударили одновременно, освещая мертвый скрюченный лес, трухлявые стволы деревьев, торчащих из гнилостного болота и ковер ряски, частично закрывающий темные лужи стоячей воды. В следующий миг широкая полоса болота покрылась инеем, заковывая ноги уродцев в свой ледяной плен, а сверху рухнул десяток камней, перемалывая и деревья, и уродов в бурую смерзшуюся кашу, поднимая все это в воздух и накрывая нас с Долом этим месивом с головой.
Этот ледяной душ окончательно меня протрезвил и даже придал сил выругаться:
— Красавчик Броневой, конечно, сюда именно ночью лететь надо, чтобы пострашнее было...
Я замолк, потому что пошли победные логи.
— Замечательно, так эти уроды были проводниками? Нафиг, нафиг, я лучше сам дорогу найду, чем в таком обществе шататься. Таких во сне увидишь, заикой проснёшься.
— Бе-е-е-е!
— Заткнись, говорю, что ты разорался?!
— Бе-е-е-е!
— Ладно, ладно, слезаю, надо этих красавчиков осмотреть, может какие-нибудь подсказки у них появятся.
Оказалось, что Дол разорался, ибо его засосало в трясину по самое пузо и стоило мне спрыгнуть, как то же самое произошло со мной. Мерзкая жижа, холодными струями потекла мне в сапоги, залилась под мантию, запуская по коже стадо зябких мурашек.
— Твою ж, пожалуй, в пустошах мне нравится больше...
С трудом вырывая из чавкающей грязи сапоги и с каждым шагом наполняя воздух облачками гнилостного смрада.
Найти тела красавцев удалось с трудом: их вбило в замерзшую грязь так, что на поверхности остались торчать лишь раздробленные макушки, на них и пришлось положить руку, чтобы развеять трупы.
Все полученное являлось именно тем, что и было заявлено в логах: комок склизких водорослей, длинная, слегка трухлявая щепка с остатками коры на ней, и кривая ветка с отполированным толстым концом с одной стороны.
— Замечательно, в кого мне это воткнуть теперь?
Я поискал глазами еще какое-нибудь чудовище, но никого не увидел, и кривая палка осталась не пристроенной.