Пока говорил, сбивчиво объясняя, сообщили о десятиминутной готовности. Чарльз поспешил наверх, мы последовали. Рой притиснулся к мне, я положил руку ему на плечо. Так и стояли, ракета ухнула двигателями, аж пол задрожал, а затем, погрузившись в дым и пламя, начала медленно, а затем все быстрее и быстрее, уходить в черное звездчатое небо. Минуты через три расцвела едва заметным тюльпаном – отстыковались боковые ускорители, затем новая вспышка – отошла первая ступень. Яркая звездочка тускнела, уходя с небосклона. Через положенные восемь минут доложили о выводе макета на низкую орбиту. Зал возликовал, Рой хлопнул меня по плечу, обнял, следом Росс, в эту минуту мы, забыв обо всем, радовались, словно дети. Спецы уже ушли проверять стол, с которого только стартовала ракета, а мы все еще оставались тут, чего-то дожидаясь.
– Немного грустно, – произнес Рой на обратном пути. И продолжил, чувствуя мой невысказанный вопрос: – Она ушла, хорошо, как и должно быть, а мы еще тут. Отец, знаешь, у меня вдруг ощущение возникло, что это наша ракета ушла, а не та, которая готовится сейчас в здании вертикальной сборки. Не могу сказать почему, но как-то не по себе.
– Ничего страшного. У меня похожее ощущение было, когда на другие старты смотрел. Даже когда уже отобрали в полет, когда экипаж готовили под конкретную дату. У нас традиция – следующий экипаж да и не только он, многие из отряда приезжают в Тюратам смотреть на запуск. Не один раз смотрел, и каждый раз боялся, что уходит моя ракета, а больше не будет. Тогда страхи имели почву – все же девяностые, денег ни на что не хватало, держались благодаря туристам, ну и сотрудничеству с НАСА и ЕКА. В девяностые кого мы только ни возили по этой программе на «Мир», – начал вспоминать, не заметил, как добрались до кампуса. Отсюда хорошо видно, как ворота центра покидают автобусы с бесчисленными туристами, кто сразу в аэропорт, а кто и задержаться в гостинице, чтоб завтра снова вернуться. Территория громадная, и хоть для штатских открыто всего ничего, но осмотреть можно многое. Особенно старые стартовые столы, они всегда производят впечатление. – Хотя в девяностые, особо после столкновения с «Союзом» «Мир» едва держался. Чинили долго, но так до конца и не исправили, жаль, конечно. Хоть станция и маленькая, не слишком удобная, утилитарная, но… я на ней больше всего времени провел, она как родная, что ли. Шеннон она тоже нравилась, хотя после трех месяцев все бы отдала, чтоб вернули, психовала жутко.
– У нас с истории Шеннон новости тогда начинались. Знаешь, отец, мне кажется, это окончательно меня укрепило в желании быть там. На «Мире» или еще где, вне Земли. Чувство опасности, подстерегающее за любым поворотом, на любом витке, и чувство товарищества, понимание того, что всегда найдется человек, который поможет, подскажет, да просто будет рядом, когда что-то пойдет не так. Вы там втроем так хорошо друг с другом ладили.
– Это со стороны, большую часть работы на себя Юрий взял. Я поначалу тоже струхнул, особо когда у Шеннон паника началась, – какое-то время мы дискутировали на эту тему, я сыпал подробностями полета, воскрешая его на ходу. Рой слушал, поддакивал, рассказывал свое видение, через призму телевизора. Незаметно добрались до номеров, где нас поджидал Йен с охапкой распечаток для завтрашних экспериментов. Звездное небо задрожало и погасло, надо приниматься за работу. Через три дня первый полет на прототипе.
Время оказалось заполненным под завязку, испытания, тренировки, разбор ошибок и новые тренировки. Распечатки не помещались в стол, лежали стопками по всему номеру. Дверь всегда открыта, кто-то непременно заходил, советовался, проверял, спрашивал, давал рекомендации. Последнее больше от Росса. Предпоследнее, понятно, от Роя. Потом старт.
Прототип чуть легче самого космоплана, за счет полупустых баков. В остальном все тоже, за исключением диагностической аппаратуры, расставленной по кораблю там и тут. Некое подобие никогда не летавшего «шаттла» «Энтерпрайз», только подлиннее и куда эффектней выглядящий. Еще бы, коммерческий транспорт. Вмещает семьдесят пять человек и пять членов экипажа, рассчитан на полет как на низкой круговой, так и на высокой эллиптической орбитах, на чартеры до любой из точек Лагранжа, кроме той, что за Луной и на стыковку со станцией «Созвездие», которую пока еще только планируется сооружать – величественный круг между планетой и спутником, который и лаборатория и гостиница и база для освоения и колонизации нашего спутника. А возможно и Марса, кто знает, как далеко решится пойти человечество к двадцать седьмому году – времени окончания стройки.
Но до него еще дожить надо. Ракета-носитель «Геркулес» – даже название менять не стали, – пока будет одновременно зарабатывать деньги на туристах и выстраивать станцию, благо, полностью многоразовая. Их уже две, а в будущем году создадут еще одну, тогда же откроется второй стартовый стол на Куру. Планы грандиозные, но надо с чего-то начинать.