Мир против нас

Правда, зачем? Глеб гнал от себя эти мысли, но сейчас не мог отмахнуться от подозрений, которые возникли почти сразу после того, как ему стала известна часть ее сложной истории. Вера была случайной жертвой, и она единственная выжила в разверзнувшемся подземном аду, по ее же мнению из-за того, что псих сравнил ее со своей сестрой и решил, что этим она выделяется среди таких же случайных пленниц. Бред, ну реальный бред, даже если представить, что психу начисто сорвало башню, и он просто полный неадекват во всем. Что же тогда – сексуальная привязанность к своей жертве? Кажется, тоже нет… Она была нетронута, именно Глеб стал ее первым мужчиной. Если только не предположить, что она сделала операцию по восстановлению девственности, но это еще больший бред – зачем, с какой стати?

В конце концов, на нее это совсем не похоже.

Есть много других способов унизить и растоптать женщину, не трогая при этом ее девственность. Вот оно. Вот почему он прекратил все расспросы и попытки докопаться до истины – не хотел услышать правдивый ответ из уст той, которую любил и ради которой мог бы пожертвовать собственной жизнью?

Хаос грязно выругался и с силой стукнул ладонью по рулю, не теряя при этом управление автомобилем. Ладно… допустим. Даже если принять за истину то, что Вера не была до конца откровенна, и все так, как он предполагает, ничего связного по-прежнему не выходит. Вера странная, но она не похожа на жертву сексуального насилия. Вылечить ее до такой степени после всего тоже не могли. Или могли? Хрен знает, какие методики сейчас на вооружении у дотошливых мозгоправов.

Владимир Анисимов не дал уничтожить девчонку, но после его вмешательства прекратились и попытки достучаться до единственной выжившей жертвы. Не могло ли это усугубить ситуацию, ведь, по сути, Вере все еще требовалась квалифицированная помощь специалистов? Тогда почему она не выглядит зашуганным зверьком?

Но самое главное – какую роль уготовил ей убийца теперь, после многих лет нерушимого молчания?

ВЕРА

– Все вернулось… Мы вернулись…

Низкий шепот у самого моего уха. Тихий хриплый голос кажется до отвращения знакомым, но в пыльных архивах моей искореженной памяти скопилось слишком много звуковой информации, файл идентификации никак не поддается розыску.

Странные тени, шипящие звуки. Хочу открыть глаза, но ресницы словно налились свинцом, не получается. Судорога сковала лицо темной печатью. Ничего не видно. Где я нахожусь? Почему меня с такой ужасающей силой клонит провалиться в глубокий сон? Приглушенное шипение совсем рядом, очень похоже на звуки подползающей ближе змеи, но тут нет и быть не может никаких пресмыкающихся.

Глеб.

Сухие губы беззвучно шевелятся, но я не могу воспроизвести ни единого звука, хоть и пытаюсь позвать его, точно зная, что только он сумеет вытащить меня из этого мрака. Я вновь куда-то лечу с оглушительной скоростью, а он остается в неведении у самого края бездонной пропасти. Хочу зацепиться за что-нибудь, прервать затяжной полет в адскую бездну, но не могу пошевелить даже пальцем. Чувство, будто меня полностью парализовало.

Па-ра-ли-зо-ва-ло…

– Тише, тише, – мягкий успокаивающий шепот и чья-то ладонь на моем лбу, заботливо гладит мои волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Чувство, которое охватывает меня изнутри, совсем не похоже на страх. Нет… Я в паническом ужасе, ведь человек рядом со мной – не Глеб. Я совершенно точно откуда-то его знаю, но это не Хаос, не он…

– Тише, – на сей раз с неприкрытой угрозой, но я все еще пытаюсь хоть как-то сдвинуть с места свое неподвижное тело.

Что происходит? Это конец? Неужели он выглядит именно так?..

«Тебе конец, – угрожающе хихикает Павел где-то совсем близко. – Попалась, маленькая сучка? Теперь тебя некому покрывать, ведь твоего дружка здесь нет! Зато я совсем рядом. И жду… жду тебя. Ты у меня за все ответишь, дорогая племяшка. За всееее!..»

«Давай, слизняк, только подойди ко мне», – хочу ответить, но не слышу собственного голоса. Даже ненависть, в секунду заполнившая все тело, отравив бегущую по тяжелым венам кровь своим ядом, не смогла сбросить с меня этого дурманного состояния.

Павел совсем близко, я остро чувствовала его каждой клеткой несуществующего тела. Мои руки наливались силой, чтобы потянуться к его шее, хоть как-нибудь, пусть наощупь, но не могли даже оторваться от твердой прохладной поверхности.

Я не парализована – я чувствую их, хоть и не могу пустить в ход.

«Подожди, – из моей груди вырывается грозный рык. – Я перегрызу тебе горло, проклятый ублюдок…»