Мир приключений, 1971 (№16)

Пити пристально смотрела на него, силясь понять, что он сказал.

Ночью бушмены спали, укрывшись одеялами из шкур или забравшись в меховые мешки. Из-за высокой песчаной дюны выглядывала луна, удивленно разглядывала ветхие шалаши и маленьких людей. Лунный свет вспыхивал зеленым пламенем в глазах шакалов, бродивших вокруг лагеря. Где-то далеко раздался громовой утробный рев льва, и шакалы, вывшие на луну, сразу умолкли.

С племенем Генри прожил неделю, не переставая удивляться этим приветливым и доброжелательным людям, за которыми колонизаторы совсем еще недавно охотились, как за дикими зверями.

Генри окреп. И однажды утром он и несколько бушменов двинулись на юго-восток. Пити добывала для них коренья, собирала с деревьев чиви красные плоды. И раз даже принесла в деревянной чашке мед.

На третий день, когда солнце вскарабкалось по белесому небу почти в зенит, они увидели одинокую ферму. Пастух-африканец, опираясь на палку и стоя на одной ноге, пас стадо овец. Размахивал железными крыльями ветряной насос. В прямоугольнике искусственного бассейна голубело небо.

— Мы пришли, — сказал старый Кану.

Генри молча смотрел на пастуха, на землю, заселенную людьми. Он волновался, словно блудный сын, вернувшийся наконец домой.

— Мы пришли, — повторил Кану. — Здесь живут твои братья.

— Хвала тебе, бушмен. Хвала тебе, старик.

Маленькая Пити с грустью смотрела на гостя. Он явился из другого мира, и этот мир властно звал его к себе. Генри подошел к Пити, молча подержал ее руку в своей.

На дороге показался грузовик со скотом в кузове. За рулем сидел африканец. Ветер сносил в сторону плотный шлейф красной пыли. Генри остановил машину.

— Вид у тебя, парень, будто ты через Калахари шел, — сказал шофер неприветливо. — Ну, садись.

Генри уселся в кабину.

— Честно скажи: документы есть?

— Нет.

— Встретим патрулей на дороге — выскакивай…

Когда Генри выглянул из окна, Кану и его спутники вое еще стояли у дороги. Маленькая Пити, притихшая и грустная, смотрела на машину. Генри помахал рукой, но Пити не шевельнулась.

Генри стало грустно. За короткий срок он успел подружиться и с девушкой, и с Кану, и со всем маленьким племенем.

Машина прыгала по выбоинам. Откинувшись на спинку сиденья, Генри глядел вдаль. Плыла навстречу холмистая степь. Оставались позади фермы и прямоугольники земель, огороженные заборами.

Генри думал уже об Иоганнесбурге. Все дороги ведут домой. Там ждут его друзья, ждет Анна н ждут агенты секретной службы.

Нелегкая предстоит борьба. Но нет другого пути.

В.СЛУКИН, Е.КАРТАШЕВ ПРИВЕТ СТАРИНЫ Фантастическая шутка

Фил Олог любовно погладил прозрачную плитку, в которую были заключены тоненькие почерневшие пленочки — остатки когда-то бумажного листа. На них проступали едва заметные письмена древних.

Это была великолепная находка. Такой уже давно не знал мир. Тысячи бесценных литературных памятников пропали безвозвратно. Бумага не выдерживала времени. А древние не умели заключать свои рукописи и книги в твердые прозрачные оболочки. И тем более не умели лишать воздуха свои древлехранилища. Поэтому нет ничего удивительного, что до исследователей тридцать восьмого века дошли лишь отдельные печатные произведения начала двадцатых веков.

И вот недавно обнаружен этот экземпляр. Пусть сильно поврежденный, но все же великолепный. Правда, сразу прочесть и истолковать текст просто невозможно. Отчасти из-за повреждений, отчасти потому, что в нем встречались слова, почему-то не вошедшие ни в один словарь языков прошлого.

Но недаром Фил Олог был знатоком древних наречий и выдающимся исследователем старинных литератур. Он расшифровал и перевел на современный язык множество древних книг, памятников литературы.

Фил Олог пододвинул к себе плитку и начал рассматривать текст через нейтринный бинокуляр. Прежде всего он еще раз взглянул на чудесную миниатюру, несомненно напечатанную когда-то в красках. Теперь на миниатюре едва угадывались контуры предметов. Они очень напоминали изображения каких-то…

— Ну конечно, — сказал сам себе Фил Олог, — это могут быть только киберы. Страшно примитивные киберы. Ведь тогда, в двадцатых, началась их эра. Так что же еще могло волновать в то время древних, о чем они, древние, могли писать! Только о киберах!

Фил Олог обладал поразительной интуицией, и она не раз выручала его.

Нейтринный бинокуляр опустился там, где начиналась первая фраза. Фил Олог медленно вел объектив вдоль строк и рассуждал:

— Первое слово неполное “…ликий”. Конечно, это — многоликий, то есть многознающий, умеющий делать многие операции, попросту — универсальный. Правда, есть еще слово “великий”, но оно не подходит. Мания величия уже тогда отошла в прошлое. К тому же кибер, а речь несомненно идет о нем, не мог так заявлять о себе. Киберу любых времен это недоступно.