Мир, который сгинул

– Пф-ф, – говорит Роберт Крабтри (уголки его губ чуть приподнимаются, давая понять, что улыбка Мэй не осталась незамеченной) и катит тележку мимо меня.

Мистер Крабтри видел сотни подобных мне боссов. На следующий год меня либо повысят, либо уволят, прославят или сотрут с лица земли, а единственным напоминанием обо мне будут инициалы, вырезанные на дверце кабинки в женской душевой. Что ж, логично. Однако Роберт Крабтри важен для моей миссии. Уж не знаю как, но Мэй Мильтон показала мне нечто существенное, и я это заметил.

Машу ей и иду за ним. Он не возражает. Я наблюдаю, как Роберт Крабтри ходит по коридорам «Джоргмунда» и собирает оранжевые конверты. Никто с ним не разговаривает, на него даже не смотрят. Он просто есть, крохотный зубец шестеренки. Наконец он приходит в большой круглый зал с дорогим столом посередине. Папоротники (почему здесь всюду папоротники?) осложняют ему проход к столу, не говоря уж о витрине с дорогими побрякушками.

– Зал заседаний Исполнительного совета, – объявляет мистер Крабтри и оглядывается так, словно впервые его видит. Скорее, впервые за сегодня.

Он презрительно косится на побрякушки. Мистер Крабтри не признает мишуры. Она мешает перекладывать бумагу. Он выгружает тележку на стол и складывает конверты стопками. С краю его ждет стопка других, желтых конвертов со штампом «Для Ядра». Он берет их и возвращается в коридор. «Нужны карты и таблицы», – сказал мне Ронни Чжан в темноте возле цирка К. Узнай своего врага. Иди по бумажному следу. И я иду. Мистер Крабтри – мой проводник в чужой стране. Ну, Роберт, где тут карты и таблицы? Праздное любопытство, не хочу тебя отвлекать.

– Приятно было познакомиться, – говорит Роберт Крабтри, не поднимая глаз. Я осматриваюсь. Он сказал это мне. Прощаясь.

Мы подошли к торцу здания. В конце коридора окно, выходящее на Хавиланд и небольшую боковую пристройку. Роберт Крабтри закатывает тележку в маленький служебный лифт и поворачивается лицом ко мне.

– Ядро, – уныло произносит он. Двери закрываются.

Я прислушиваюсь к лифту. Он долго едет вниз – должно быть, на верхний этаж пристройки. Или в офис, окна которого выходят на ее крышу. Я стою в конце коридора, глазея на город и надеясь, что никто меня тут не увидит. Через десять минут двери лифта открываются, и выходит Роберт Крабтри. В его тележке полно зеленых конвертов со штампом «Приказы». Секунду он смотрит на меня, удивляясь, с какой стати я его жду, а потом приходит к выводу, что ему плевать.

– Если собрались липнуть ко мне, как банный лист, – резко заявляет Роберт Крабтри, – то положите руку вон туда. Эти проклятые конверты вечно падают и мнутся, хлопот потом не оберешься.

Я медлю. Он сжимает мою руку неуклюжей артритической хваткой и с размаху припечатывает к тележке. Мы пускаемся в путь, развозим по кабинетам тридцать приказов. Посланники Господа, незаметные и неотвратимые.

А потом я еду на вечеринку, искать Дика.

Пайнмартинский холм длин и зелен. Это настоящий, основательный холм, довольно крутой, хотя дорога и идет вдоль склона. Вся прелесть в виде, который словно бы ускользает у тебя из-под ног. Скоро я замечаю у дороги старомодные фонари, а слева большой современный дом, полный веселых людей – дом на сваях. Подъезжаю к садику с фигурно подстриженными деревьями. Машина не моя; ее заказали для кого-то другого, но я умыкнул ее вместе с равнодушным шофером, и если человек, для которого ее заказали, узнает о случившемся, он почти наверняка предложит мне пользоваться ею сколько угодно. В «Брэндон-клубе» были так рады моему приезду, что бесплатно поселили меня в номер и пригласили в спа-салон. Мне удалось часок поспать, пока почтенная дама обдирала мой эпидермис и рассказывала про семью. На вечеринку я решил надеть вторую рубашку – ту, что из голубиной шерсти, размягченной во рту специально обученного и дезодорированного гиппопотама-альбиноса (она лучше смотрелась с ботинками, чем прошитая детскими волосами). Несколько минут я возился с манжетами, пока до меня не дошло, что пуговица соединяет две части рукава подобно запонке. Мило.

Дверь под номером сто пятьдесят четыре открыта, внутри множество людей снимают пальто и роняют шарфы. Дети Компании – или, быть может, ее прислужники – не отказывают себе в одежде и камушках. Я вхожу. Извилистый коридор приводит меня в просторную гостиную, благоухающую альпийской свежестью. За террасой наверняка начинается отвесный склон. Интерьер приглушенных тонов, мебель дорогая и разномастная. Низкие столики заставлены всякой всячиной: панцирями броненосцев (в них подают оливки), чучелами рыб фугу с позолоченными иглами – их предназначение неясно, но они ужасно колючие. Образцовый дом.