Мир Калевалы

Что испытывает человек, столкнувшись с прошлым? Хочет вернуться в него или благодарит жизнь за то, что все уже позади? Самое удивительное – ты не делал вид, что не видишь меня. Ты действительно меня не видел. В этом вагоне метро мы были в разных мирах, плоскостях, измерениях. Название твоего измерения горело на книге мальчика – «Калевала».

На следующей станции я вышла. Не помню, куда и как шла – перед глазами снова проплывали картины прошлого. Шальная мысль «это не он» покрутилась немного рядом со мной и улетела…

Хотя, надо сказать, маленький шанс на это все-таки был. В прошлой жизни ты ненавидел метро. В прошлой жизни ты всегда ездил на машине.

Сибелиус Lemminkäinen Suite

Майя Шварцман

(Бельгия)

Удивляться ли, что лебедям повезло в искусстве?
(Здесь стоит вопросительный знак лебединой шеей.)
Поплавок гуся и цикорий утиной гузки
с красотою птиц, похожих на орхидеи,
никогда не сравнятся. Из безмерного моря мифов,
живописи, сказаний – белей до-мажора
выплывают они, на прикорм и шумиху
внимания не обращая: один – груженый
ладьей Лоэнгрина, другой – выкликая Леду,
двенадцать, скользящих вместе, – в крапивных робах,
а этот белый косяк – всем озером из балета…
Но за спинами этих стай есть один особый.
Величавый, по черным рунам легенд Суоми,
по недвижным волнам, глотающим плеск и лепет,
на английский рожок, зовущий в смертной истоме,
в царство мертвых, домой, – плывет Туонельский лебедь.
Гипнотичен зов этой музыки, под сурдиной
тянут скрипки с закрытыми ртами мотив бескрайний,
отзывается бездна песнею лебединой,
повторяя: Ля-ми… Ля-ми… Лемминкяйнен…

Айно

Борис Шмидт

(Петрозаводск)

Нимало о прожитом не скорбя
И глупостей наделавший немало,
Я стану, Айно, называть тебя —
Мой лучик света новой Калевалы.
Озер лазурных, ледниковых скал,
Рощ корабельных, мшистых плоскогорий…
Влекомый жизнью, я тебя искал
На берегах Невы и Лукоморья.

Там чудеса, там в юности моей,
Как вымысел из воздуха и света,
Я видел след опального поэта,
И древняя о нем шумела ель.

Пусть инеем подернулись виски,
Исчерпаны назначенные сроки, –  —
Я различаю грохот Пяйвяеки —
Мной выдуманной Солнечной реки.

И пусть лицо мне время иссечет
Морщинами и северным загаром,
Лишь беды быта не включает в счет,
А радости – я сам раздам задаром.

Пусть критик мой на стих поставит крест,
А я держусь за правило простое:
Авансов не просить под Эверест,
Но задохнуться звездной высотою.

Пусть ветер жизни, надо мной трубя,
Был мимолетным в вечности безмерной,
В наш век
и сами боги эфемерны,
При жизни
В бронзе
зрившие себя.

Пусть я травинкой прорасту.
Случайно.
Пусть под ноги босые попаду…
Травинкой и в двухтысячном году
Я жду тебя,
мой лучик света, Айно.

Запорожская «Калевала»

Борис Шуйский

(Поляны)