Резвунья Ниери то и дело просила остановки, отдуваясь и бледнея на лестницах, так что к середине маршрута Диана успела пожалеть о своём казавшемся благим устремлении. Похоже, путешествие оказалось гораздо утомительней, чем она полагала, и то, что, как показала эмоциональная сцена воссоединения с сыном, с лёгкостью перенёс могучий организм герцога Хетани, подкосило Ниери. Хотя уж ей-то, казалось бы, привычной к кочевой жизни... застудилась по дороге? Не послать ли за целителем?
Хозяйка распахнула перед Искрой дверь, ведущую в комнаты, и потянула с плеч подруги верхнюю одежду.
— Вот и моя обитель. Если хочешь, можешь остаться, меня это нисколько не стеснит. Насколько знаю, у Трея куда более скромное жильё, да он там почти и не...
Диана забыла сделать вдох.
Огромные глаза Ниери были наполнены затравленным отчаянием, как у осуждённой, которой уже накинули петлю на шею.
— Это произошло один-единственный раз, а ведь я была не уверена, что вообще когда-нибудь смогу ещё... — заговорила она стеснённой скороговоркой и судорожно выпалила: — Мне страшно, Диана, мне так страшно! И ребёнок такой беспокойный, он постоянно толкается, боюсь, ему плохо во мне...
Диана взяла себя в руки, или, по меньшей мере, убедила себя в этом.
— В первую очередь, нужно прекратить бояться. Постоянный страх уж точно не пойдёт на пользу ни тебе, ни ребёнку. Отпусти дурные мысли. Это — новое начало. Чистый лист. И не пытайся писать на нём чёрными чернилами.
Ниери часто и молча кивала, прижав ладони к округлому животу. На пальце правой выделялся золотой перстень. Диана помнила, как в день свадьбы, минувшей осенью, Трей надел его на исхудавшую руку невесты. Теперь едва державшийся когда-то перстень сидел плотно, пальцы отекли.
"Всё будет хорошо, теперь всё точно будет хорошо", — таких слов она никогда не говорила. Не сказала и теперь. Цена таким словам может оказаться неподъёмной — Сантане ли не знать того. И она сказала другие, те, что для Ниери были созвучны:
— Теперь вы будете вместе.
Хоть это крайне не своевременно... "А что теперь вообще своевременно? — жёстко осадила сама себя. — Готовить свой костёр?" И раскрыла объятия.
— Добро пожаловать в Телларион.
На ближайшие пару часов Диана решила пренебречь каждодневными обязанностями — это она могла себе позволить, да и повод имелся значительный. Не всякий день выдаётся разговор по душам, такой чисто женский, как из забытой, простой и ясной жизни, разговор. Говорила, правда, в основном Ниери, Диана спрашивала и слушала. Не стала звать никого из телларионских женщин, сама помогла Ниери принять ванну — не приведи Хозяйка оступиться.
Искра понемногу размякла, оттаяла в тёплой, с ненавязчивым травяным запахом, воде. Фигура её округлилась, налилась вошедшей в зенит женственностью. Обнажённая, она вовсе не казалась неуклюжей и оплывшей, как в многослойных, по северной моде богато декорированных мехом одеждах. В её замедлившихся, осторожных движениях было нечто трогательное и вместе с тем грациозное. Диана поймала себя на том, что любуется изменившейся фигурой подруги, её грядущим материнством.
Позже они разместились в креслах, в круге сухого тепла от камина, под защитой от возможных сквозняков.
Вымытые волосы Ниери потяжелели и потемнели, отливая тусклым золотом. Расчесать косы ниже колена было делом не пяти минут. Подруги вооружились гребнями.
— Пускай мне и немного осталось прожить, все эти дни проведу рядом с мужем, — сказала Ниери со спокойствием, перебрасывая очередную разобранную прядь за плечо. — Больше ни дня не упущу вдали от него.
— Не допускай такие мысли, — мягко укорила Диана. — В Телларионе лучшие целители, они позаботится о вас. Мэтр Варух однажды вернул меня из-за Грани.
Кивнув, Ниери вытерла платочком лицо.
— А и вправду, что это я... Будет так, как сбудется, мне уж не на что плакаться. Вот только с духом соберусь... Как думаешь, сильно он рассердился?
Диана иронично приподняла брови.
— Трей — рассердился? На тебя? Разве он может?
Искра смущённо зарделась и жалобно спросила:
— Очень я подурнела?
"Ничуть", — теперь, очарованная мягкой трансформацией облика Ниери, Диана могла бы ответить так, с совершенной искренностью.
— Не более, чем любая женщина, утомлённая дорогой, — заверила как можно объективней, и Ниери это, очевидно, успокоило. Какие простые, в сущности, вещи продолжают занимать людей, даже когда мир катится под откос.
— Ну, будет обо мне, — вздохнула Ниери и с воспрянувшим интересом, разоблачившим, что та прежняя Искра никуда не исчезла, обстоятельно огляделась, изыскивая приметы, что послужили бы ей ответом на ещё не высказанные вопросы. — А что ты сама? У тебя-то, верно, жизнь не такая скучная, как моя. Есть о чём рассказать.
Это с какой стороны посмотреть...