Читаем Мир, где нет тебя полностью

Мир, где нет тебя

– Ничего интересного не будет. На меня все будут смотреть и осуждать. Потому что как-то так замысловато в жизни получилось, что виновата кругом я. Мам, я, правда, виновата? Неужели я столько ошибок наделала?

– Какая сейчас разница, кто каких ошибок наделал? Ты поступала так, как считала нужным и правильным. Ваня поступал точно также. Считаешь, он оказался правее тебя?

Лана кинула на неё насмешливый взгляд.

– То-то ты ему на шею сегодня кинулась.

– Не кинулась!

– Ну, почти! Любимый зять! Не помню, чтобы такие порывы у тебя возникали в отношении Славы.

– Слава твой, рыба отмороженная, благодаря его мамаше. А Ваня всегда был хорошим, добрым мальчиком.

– Даже когда перерос тебя на две головы.

– Даже тогда, – согласилась Любовь Аркадьевна. Аккуратно присела в старенькое плетёное кресло, при этом держала себя, по меньшей мере, как вдовствующая герцогиня. А дочери сказала: – Не переживай. Я тебя в обиду не дам. Тома с Вовой благодарны тебе должны быть за то, что такую девчонку им вырастила. Всё ей дала, и даже больше. Разве не так?

Лана хмуро разглядывала чайник на плите, руки на груди сложила, будто защищаясь. Понимала, что слова матери могут звучать, как ободряющие, но не больше.

– Мама, но ты же говорила мне, что я права, – проговорила Лана негромко. – Когда собралась замуж за Славу, ты сказала, что я права.

– И я считала так до последнего дня, пока он на развод не подал. А в чём ты была не права? В том, что твоя жизнь продолжалась, что ты хотела быть женой, матерью, чтобы тебя любили, в конце концов? Ты женщина, я тебя всегда просила об этом не забывать. Ты ничего ужасного не совершила.

– Я не сказала им о внучке.

Любовь Аркадьевна театрально вздохнула.

– Знаешь, я очень люблю Ваню, всегда любила. И даже когда он вёл себя, как последний ревнивый дурак, готова была ему это простить. Но иногда нужно отключать гордыню, надеюсь, к своим годам он научился это делать. Или хотя бы начал задумываться. Самый главный свой урок он получил. И только пусть попробует обвинить в этом тебя. Он будет очень не прав.

У Ланы вырвался судорожный вздох. Нервничала она сильно, впереди было испытание, о котором она раздумывала и тревожилась очень много лет. Встреча с родителями первого мужа. Когда она посмотрит им в глаза, и знала, что никакие доводы и уговоры матери, её заверения в том, что Лана имела право на единоличное принятие такого важного для всех решения, не помогали. Но всё равно материнская поддержка, от которой Лана давным-давно отвыкла, была приятна, и поэтому она сказала, совершенно искренне:

– Я рада, что ты здесь.

– А где мне ещё быть? – вроде бы удивилась Любовь Аркадьевна. – Как ты говоришь: это наш с тобой дом. – Она окинула взглядом тесную кухню и едва заметно наморщила нос. – Хотя, надо признать, всё это заметно удручает.

– Это всего лишь стены, мама.

Спустя некоторое время, совершенно неожиданно, Лана обнаружила Ивана на своём крыльце. Точнее, даже не она обнаружила, а Соня, которая гуляла на улице, изучала сад и окрестности, в какой-то момент забежала в дом, запыхавшаяся и чем-то довольная, попросила стакан воды, и вот тогда сообщила, что дядя Ваня на крыльце у них сидит.

– Что он там делает? – удивилась и одновременно насторожилась Лана. Забрала у дочери пустой стакан, не спуская с неё вопросительного взгляда.

Соня же равнодушно пожала плечами.

– Сидит, – повторила она. – Мы с ним играем.

– Дядя Ваня с тобой играет?

– Я ему загадки загадываю. А он притворяется, что не знает ответов. Мама, а ты не помнишь, где мой обруч?

– Не помню, – в задумчивости проговорила Лана, – посмотри в кладовке наверху.

Соня с топотом понеслась вверх по лестнице, а Лана отнесла стакан на кухню, потом вернулась к входной двери. Открыла её и сразу увидела Ивана. Он сидел на ступеньках и крутил между пальцами сигарету. Голову повернул, когда услышал, что дверь открылась.

– Что ты здесь сидишь? – заинтересовалась Лана, чувствуя, как внутри всё холодеет от предчувствия плохих новостей.

Плохих новостей так сразу не последовало, Иван только плечами пожал.

– Думаю. С Соней играю. Рассказывал ей, как здесь всё было во времена нашего детства. Было куда веселее. А сейчас одни заборы и тоска.

Лана тихо прикрыла за собой дверь, остановилась у перил, за спиной Ивана. А ему сказала:

– Сейчас так везде. Почти. Жизнь изменилась.

– Грустно как-то.

Она кинула на него скептический взгляд, точнее, на его макушку.

– Ты загрустил?

– Думаешь, повода нет?

Вместо того, чтобы развивать тему об их радужном детстве и юности, Лана спросила:

– Ты рассказал родителям?

– Рассказал.