Мир, где меня ждут

Мысли совершили довольно резкий скачок, и от грустных воспоминаний о вредном Демиане перешли в совершенно иное русло. Марина всё никак не могла выкинуть из головы дрожащие губы Хлои, тонкие, устремленные к небу руки Фреи, боль и отчаяние в глазах Кристалины, надежду и веру в избавление Солейн… Четверть века в страшном плену, без движения, без света. Марина беспомощно опустила руки, по локоть покрытые мыльной пеной, глаза невидяще смотрели на снежно-белую, весело искрящуюся шапку взбитых мыльных пузырей. Это что-то отдаленно ей напомнило. Первоисточник… Светящийся шар, ярко вспыхнувший и забившийся, словно встревоженное сердце, едва она приблизилась к нему. Несчастные жертвы жестокости Магистра обретут свободу и жизнь лишь тогда, когда чистая сила найдет свою новую хозяйку, достойную оказанной ей чести, и в Телларионе вновь появится хранительница Единства. Шансов, конечно, ничтожно мало, да и сама мысль о собственной избранности кажется крамольной и смехотворной, но… Как говорят на далекой теперь Земле — попытка не пытка. Стыдно не попробовать свои силы и не вызволить из страшного плена исстрадавшихся людей. Правда, она даже не знает, какой будет цена неудачи… Нет, попробовать всё же стоит. Главное, чтобы дверь, ведущая в темницу хранительниц, вновь оказалась незаперта. А так дело за малым — вымыть надоевшую посуду, которой, как назло, всё не становится меньше, и ускользнуть из кухни. А там…

Наконец Марина насухо вытерла чистым полотенцем последний предмет доверенной ей кухонной утвари и, пока тете Фьоре не пришло в голову озадачить ее чем-нибудь еще, незамеченной покинула кухню. Легкие ноги сами несли ее в сторону намеченной цели. Девушка пересекла быстрым шагом небольшую тенистую рощицу и двинулась вдоль стены замка, внимательно выискивая нужную ей дверь. Только бы ее не успели починить! Но у обитателей замка, похоже, были другие заботы на сегодня. Единственное, что сделали с несчастной дверью — подняли ее с земли и прислонили к косяку, придав тем самым довольно неустойчивое вертикальное положение. Таким образом, тяжелая доска, до встречи с Демианом являющая собой достойную преграду на пути любопытных, сейчас прикрывала собой дверной проем, оставляя узкую щель, в которую миниатюрная Марина без проблем протиснулась.

«По крайней мере, на сей раз, сквозняки мне не страшны!» — довольно решила девушка и на время остановилась, позволяя глазам привыкнуть к новому освещению. Для этого потребовалось гораздо меньше времени, чем в прошлый раз. Выломанная дверь являла массу преимуществ — ко всему прочему, она впускала солнечный свет в мрачное помещение.

Марина медленно двинулась к живому шару, видимому даже в кромешном мраке. Сейчас он представлялся для девушки одиноким несчастным существом, точно так же запертым в тесную клетку, как и четыре хранительницы.

Марина остановилась на небольшом расстоянии от светящегося источника и затаила дыхание, чувствуя, как бешено колотится ее сердце. Словно в унисон ему, быстро пульсировал Первоисточник. Девушка беспомощно оглянулась на статуи, которые на самом деле являлись живыми заколдованными людьми, пытаясь набраться от них решимости. Помогло. Острое, щемящее чувство жалости и сострадания захлестнуло ее с головой, заглушая страх перед неведомой опасностью и мятущееся чувство самосохранения. «Помоги нам! — просили, умоляли четыре женских голоса. — Мы не выдержим этой пытки! Спаси!» Девушка судорожно кивнула, тщетно сдерживая бьющую ее дрожь. Не зная точно, что делает, но, зная, что так нужно, она сделала пару быстрых шагов, отчаянно отрезая самой себе путь к отступлению, и протянула дрожащие руки к беснующемуся Первоисточнику. И тогда…

… - Демиан, ты точно уверен, что всё было именно так? — Мастера Когана давно уже никто не видел в таком возбужденном состоянии. Демиан уже в сотый раз устало подтвердил, мол — точно, я пока галюниками не страдаю и глазам своим привык доверять. Если сказал, что всё было так, то всё было так, а не иначе. И вообще, он мог бы просто промолчать, оставив свои наблюдения при себе, если б знал, что любимый учитель устроит ему форменный допрос с пристрастием. И, да будет известно уважаемому мастеру Когану, всё это начинает ему подозрительно напоминать пыточные застенки, не хватает только палача со зверской физиономией и арсенала всяких металлических изобретений извращенного человеческого разума.

— Ладно-ладно! — Наставник встал в позу сдающегося на милость победителям солдата. — Хорош ученичок, сравнивает меня, чуть ли не с палачом. Я просто должен быть абсолютно уверен…

— Маастеер Коогаан! — взвыл Трей, не выдержав всей этой тягомотины. — Я от ваших расспросов скоро головой о стенку буду биться! Знаете, есть такая пытка — самой страшной, между прочим, считается, несмотря на внешнюю безобидность, — привяжут какого-нибудь бедолагу, так, что он ни рукой, ни ногой пошевелить не может, и капают на него водой, капают… Кап, кап. И никуда от этого не деться, от этой монотонности. Так и с ума сойти недолго.