Мир, где меня ждут

же, как и обычно, исполняли свои непосредственные обязанности, сновали по своим делам, жизнь текла по-прежнему размеренно. Но нигде не слышалось веселых шуток, привычных городских баек, взрывов веселого смеха. Даже обыденные, всем знакомые приказы отдавались как-то мертво, невыразительно. Да что уж там говорить — беспечные вездесущие телларионские мальчишки, казалось бы, тоже прониклись общим настроением и вели себя противоестественно тихо, словно тоже понимали всю серьезность сложившейся в Замке ситуации. Парами и небольшими группками они степенно шагали по длинным запутанным коридорам и гулким залам, только изредка переговариваясь едва различимым шепотом, который не нарушал, а только нагнетал царящую под высокими сводами древнего здания тяжелую звенящую тишину. Взрослые обитатели замка воровато прятали глаза, а если всё же встречались друг с другом взглядами, тут же старались побыстрее разойтись, будто совершили что-то очень гадкое и хорошо знали об этом. На неестественно бледного Когана вообще старались не смотреть и по возможности реже сталкиваться с ним. То здесь, то там вспыхивали мелкие стычки, волшебники что-то ожесточенно доказывали, но делалось это скорее для того, чтобы успокоить собственную нечистую совесть, чем донести свое мнение до оппонента, по той причине, что думали все об одном и том же. Только Магистр, единственный из всего Замка, был как никогда доволен собой и весел, и от этого на душе становилось еще поганей. Время ползло до отвратительности медленно, словно издевалось над чувствующими за собой вину людьми. Конечно, каждый пытался доказать себе, что сделано всё возможное и даже больше — еще никогда Магистру не осмеливались высказать протест. Но беспокойной совести этого было мало. «Трус, слабак! — шипело и плевалось ядом в любом из них. — Не могли ничего возразить Магистру! Испугались, поджали хвосты, попрятались! Ведь знаешь же, знаешь, что он был неправ! Знааааешь! От того-то тебе сейчас так погано! А будет еще гаже, когда они не вернутся из Антариеса в назначенный срок, потому как вернуться оттуда нереально. Потому что в этом немалая доля твоей вины, как одного из общей толпы перепуганных жалких идиотов, трясущихся за свои шкуры. Чего-то там тихо бормотали, потому что всем стадом не так страшно, а как подал голос Магистр, как пригрозил, так сразу все и заткнулись, попрятали хвосты. А парней ни за что, ни про что приговорили к медленной и страшной смерти. А почему? А потому, что они Магистра не боятся, потому что поступают всегда по совести, не юлят, не прячутся за чужие спины, не цепляются за тепленькое местечко, открыто говорят правду, чего бы им за это ни было! За это их Магистр и боится, за это и отправил на погибель, с твоего попустительства! Да, с твоего, потому что каждый внес свой вклад, каждый промолчал тогда, когда надо было кричать, возмущаться, требовать отмены приговора! Трусость — страшный порок. А безразличие — еще того хуже. Какой же ты после этого ведьмак? Пустое место — вот ты кто теперь! Неужто настолько все слепы, что не видят очевидного? Нужно не покорно следовать приказам Магистра, какие бы несправедливые и пристрастные они ни были, только потому, что он — правитель и ему положено повиноваться по Закону, а нужно собраться всей толпой, всей массой и выразить протест, как это сделали ученики Когана! Только так можно добиться справедливости! Но нет, такого не случиться, потому что все слишком трусливы, слишком слабы, чтобы принять на себя этот риск и эту ответственность. Нет среди нас смелого лидера, который твердо уверен в себе и за которым без раздумий последуют все люди, раз и навсегда доверившись ему и вручив ему свои жизни. Вот Демиан, ученик Когана, мог бы стать таким вождем, вон как смотрел в глаза Магистру, без тени подобострастия или страха, хотя отлично знал, что ему грозит. Не унижался, не ползал перед ним на коленях, вымаливая пощады, потому что знал — правда за ним. Вел себя так, будто это от него зависит жизнь Магистра, то-то наш безукоризненный повелитель и заерзал, занервничал под этим взглядом, хотя — чего ему-то бояться? Да что теперь об этом думать — ни Демиан, ни его друг из Антариеса уже не вырвутся. Еще два свободных гордых человека погибли по приказу Магистра с нашего, всеобщего попустительства. Как теперь смотреть в глаза Когану??!»