Спустя час в Золотом городе не осталось даже следов недавнего ожесточённого сражения. Могильщики позаботились о трупах; останки своих они передали семьям, вражеские — съели. Уборщики смыли кровь и заново наполнили водоёмы, в которых вода приобрела стойкий красный цвет. Садовники вернули на место вздыбленную землю и камни, после чего восстановили сожжённые деревья и уничтоженные цветники.
Всё и вся вернулось на круги своя, за исключением того, что в Золотом городе всем теперь заправлял Кецалькоатль.
[1] Конфуцианство (жуцзя): правитель и его чиновники должны управлять страной по принципам справедливости, честности и любви. Изучались этические правила, социальные нормы и регулирование управления деспотическим централизованным государством. Представители: Конфуций, Цзэн-цзы, Цзы Сы, Ю Жо, Цзы-гао, Мэн-цзы, Сюнь-цзы.
[2] Меч Ущербной луны (гуань дао) — китайское холодное оружие, которое можно классифицировать как глефу или алебарду, состоит из длинного древка с боевой частью в виде широкого изогнутого клинка.
[3] Ла́брис (др. — греч. λάβρυς) — древнегреческий двусторонний боевой топор, атрибут Зевса.
[4] Это не убило бы громовержца, но отправило бы его в длительную прогулку по миру мёртвых.
[5]Сафа, иногда Сапфа (греч. "причина страстей") — золотой лук греческого бога любви Эроса.
[6] Телейос (Τέλειος, вершитель, всемогущий). Эпитет Зевса.
[7] Эги́да (др. — греч. αἰγίς) — мифическая накидка из козьей шкуры, принадлежавшая Зевсу и обладавшая волшебными защитными свойствами.
[8]Ваньсуй! (кит. яз.) — Да здравствует император!
Глава 7
***
Поначалу затянувшееся отсутствие Золотого императора будоражило умы небожителей. Периодически возникали слухи, что его видели то на землях Фандоры, то на Небесах. Как правило, слухи были изначально ложными, а всё потому, что народ, боясь перемен, выдавал желаемое за действительное.
Вот только Кецалькоатль был опытным правителем и не спешил менять ранее заведённые порядки. Он не только не тронул приближённых брата, он даже не принял титул императора и объявил себя регентом на время его отсутствия. Более того, когда Вифания появилась в Золотом дворце — с намерением потребовать с него ответ за мужа — он устроил пышный приём в её честь и публично предложил принять корону правящей императрицы.
Вифания не ожидавшая, что ей воздадут царские почести, не подала виду, что обескуражена, и с достоинством истинной императрицы приняла почёт и уважение, оказываемые ей Кецалькоатлем. Когда он предложил ей остаться в Золотом дворце, она ответила отказом, но согласилась немного погостить; при этом она потребовала, чтобы вместе с ней поселили Чантико и Лиланда. Кецалькоатль не стал противиться и чете Бонов отвели покои по соседству с её покоями.
В течение двух недель, что Вифания находилась на Небесах, шпионы ни днём ни ночью не спускали с неё глаз, но она ни с кем не встречалась, кроме самого Кецалькоатля, который ежевечерне заходил за ней, чтобы пригласить на прогулку по Золотому городу. Вифания не отказывалась, но, во избежание слухов, обязательно брала с собой Чантико.
Первые дни Кецалькоатль во время таких прогулок шёл молча и с таким видом будто не замечает присутствия женщин, но стоило им на чём-либо задержать взгляд в многочисленных лавочках, что встречались им на пути, и наутро это вещи оказывались в их покоях. Затем он начал делать замечания по поводу увиденного и это были очень меткие и остроумные замечания. Вифания не выдерживала и смеялась, после чего ей уже было неудобно молчать, и она поддерживала беседу. Вот тогда выяснилось, что Кецалькоатль прекрасно образован и с ним можно поговорить буквально обо всём — от политики до сонетов, причём он сам был талантливым поэтом и на ходу сочинял целые поэмы. Правда, слушая его стихи, декламируемые со сдержанной страстью, Вифания каждый раз чувствовала себя неловко. Как правило, Кецалькоатль начинал с баллад о битвах, прославляющих воинскую доблесть, а затем переходил к любовной лирике, где жаловался на жестокость и невнимание любимой женщины. Намёки были столь прозрачны, что Вифания поспешно переводила разговор на безопасную тему. В общем, хитрый Пернатый Змей сумел развеять если не её насторожённость, то неприязненный настрой.
С Чантико таких сложностей не было, — как нянька обоих братьев, она любила того и другого, хоть не в равной мере.
Когда ацтекской богине принесли чудесную жертвенную чашу, доверху наполненную кровью, она восприняла это как приглашение и появилась в покоях Кецалькоатля. Одетый в одни лишь белые замшевые брюки, тот сидел на шкуре диковинного зверя, расстеленной на полу, и с отрешённым видом курил трубку.
При появлении гостьи Кецалькоатль повернул к ней голову и, демонстрируя удивление, слегка приподнял бровь.
— Ну, как тебе моя кровь? — осведомился он, и выпустил клуб дыма, который превратился в стаю крохотных цапель, плавно машущих крыльями.
— Выпороть бы тебя как в детстве. Глядишь бы, дури поубавилось, — Чантико села напротив бывшего воспитанника и с укоризненным видом покачала головой. — Вот зачем ты снова влез в дела брата?