Мир без принцев

Тедрос схватил плошку с едой и швырнул ее в каменную стену, запачкав Филипа разлетевшимся жиром. Плошка упала на пол с мерзким клацаньем, а Тедрос, еле дыша, снова сел на свою кровать.

Филип ничего не сказал, лишь присел на краешек своей кровати.

Сокамерники, сгорбившись, сидели друг против друга в гробовом молчании… Пока дверь снова не скрипнула и над ними не нависла тень.

– Нет… – выдохнул Филип, взглянув на Арика и хлыст на его поясе. – Ты же его убьешь!

– А ты не опоздаешь на дежурство в башню? – усмехнулся Арик.

– Посмотри на него! – настаивал Филип срывающимся голосом. – Он не выдержит…

Но лиловые глаза Арика опустились на пустую плошку у кровати Тедроса.

– Воруешь еду, как я погляжу, – он злобно посмотрел на принца, разматывая свой хлыст. – Пожалуй, мы начнем применять дополнительные наказания, раз уж тебе мало.

– Нет! – вскричал Филип. – Это моя вина! Тедрос, скажи ему!

Тедрос холодно посмотрел на него и молча отвернулся.

Он слышал, как Филип затаил дыхание позади него, и вдруг понял то, чего не мог понять раньше. Тень Филипа еще мгновение колебалась на стене, а затем выскользнула из камеры.

– Руки на стену, – приказал Арик принцу.

Тедрос повернулся и положил руки на прогнившую стену.

Он услышал, как Арик щелкнул хлыстом, – и страх сжал его сердце, нашептывая ему, что один из ударов его прикончит. Он не хотел умирать – только не так. Только не еще хуже, чем отец! Тедрос взглянул на тень Арика на стене с хлыстом в руке…

Рука тени поднялась еще выше, размахнулась, и хлыст, с гудением рассекая воздух, понесся к его спине…

Вдруг тень Арика пошатнулась, а хлыст ударил кого-то другого.

Тедрос обернулся.

Филип, держа Арика за горло, прижал его к стене, хлыст обвил окровавленную руку мальчика.

– Скажи учителям, что если кто-нибудь захочет снова его ударить, им сначала придется ударить меня, – прорычал он.

Тедрос с усилием заморгал, не понимая, жив он или уже мертв.

Арик, почти задыхающийся в хватке Филипа, казался испуганным, но все-таки сумел выдавить коварную улыбочку и вывернуться из захвата:

– Ты именно тот, кто нам нужен на Испытании. Тот, кто ставит верность на первое место, – сказал он, отступая к выходу. – Я поговорю с учителями о том, что тебе пора найти более подходящую комнату.

– Мне и здесь хорошо, – рявкнул Филип ему в ответ.

Глаза Тедроса стали размером с куриное яйцо. Он осторожно повернулся к Филипу, который улыбался, а щеки его яростно пылали.

– Или ты сейчас поешь, или я тебя сам убью, – свирепо процедил Филип.

В этот раз Тедрос не возражал.

Агата разглядывала часы в углу кабинета.

Десять минут до конца следующего урока.

Она осмотрела кабинет декана, который оказался на редкость скучным. У профессора Доуви стол всегда был завален сломанными перьями, школьными журналами и манускриптами под тыковками – пресс-папье. А вот рабочее место Эвелин – стол из красного дерева был пуст. На нем стояла лишь тонкая высокая свечка цвета пергамента.

«Зачем сюда приходила Яра?» – спрашивала себя Агата. Она была уверена, что именно Яра разговаривала с деканом в музее Добра. Эвелин говорила что-то о том, чтобы девочка продолжала… Агата отбросила посторонние мысли. Ей нужно сосредоточиться на декане, а не на какой-то чокнутой девчонке, которая может ей ничего и не рассказать…

Агата устроилась в кургузом деревянном кресле за пустым столом. Минуты шли. Она отстраненно уставилась на фитиль свечи.

Декан появилась в тот день, когда школа Добра и Зла стала школой для мальчиков и школой для девочек. Значит, их с Софи сказка не только уничтожила Директора школы, но и каким-то образом сумела вернуть обратно злого учителя истории.

Но зачем?

Агата вспомнила, что ей сказали Доуви и Лессо. Симптомы Софи могли появиться из-за самой девочки или их могла спровоцировать Эвелин. Эвелин и раньше обвинялась в преступлениях против учеников. Она была рядом с Софи при каждом проявлении ее симптомов… Чудовище… Бородавки… испорченный могриф… Почему я не могу выкинуть все это из головы?.. Конечно, это должна была быть Эвелин… Это и была Эвелин…

И все же… А что, если это не она?..

Агата закрыла глаза, позволяя сну увлечь ее… Тедрос выглядел таким спокойным и счастливым, копна его золотых волос блестела, как корона… Она смотрела на его улыбку, на рубашку, не застегнутую до конца, как в тот день, когда он пригласил ее на бал в этой самой школе… Их сказка словно свернула не на ту дорожку… Будто все это было одной большой ошибкой… Она снова и снова прикасалась к его губам, ощущала их вкус, а он держал ее в объятиях. Сердце отчаянно билось в ее груди, и она, прижавшись к принцу, чувствовала, как его сердце вторит ее собственному.

Глаза Агаты распахнулись в пустом холодном кабинете.

Теперь это был не сон.

Ее сердце все еще желало быть с Тедросом.

И желало этого еще сильнее, чем раньше.