Мир без принцев

Все утро она провела, прячась под плащом и поджидая Эвелин перед залом Добра, надеясь проследить за ней на переменах. Начался новый урок, и Агата, чуть приоткрыв дверь, заглянула в класс. Сегодня Эвелин рассказывала девочкам о Синей Бороде – леденящую кровь историю о муже, который убил шесть своих жен. К концу урока девочки выглядели неважно.

– Я показываю вам это не для того, чтобы напугать, – каждый раз говорила декан классу. – А только для того, чтобы напомнить, как жестоки будут мальчики во время Испытания. Не рассчитывайте, что они станут спокойно ждать, пока вы выкинете свой белый платок и приготовитесь сдаться.

Она кротко улыбнулась:

– Но и вы не должны давать им никакой пощады.

На одной из перемен декан выскользнула из зала, и Агата попыталась проследовать за ней, однако маневрирование в невидимом плаще в битком набитых коридорах требовало ловкости и изящества, которые никогда не были сильными сторонами Агаты. После того как она четвертый раз потеряла след декана, сломленная Агата облокотилась о стену.

– Серьезно, Поллукс, я в состоянии съесть свой обед самостоятельно, – где-то рядом раздался голос профессора Доуви…

Агата огляделась и заметила пушистую голову Поллукс, сидящую на дряхлом тельце старой совы, истово машущей крыльями в попытке догнать профессора в зеленом платье.

– Происходит что-то подозрительное, – тяжело дышала Поллукс, – голоса в канализации, бабочки, съеденные крысами, призраки, толкающие девочек в коридорах… Декан посоветовала мне приглядеть за вами и Лессо до начала Испытания.

– Может быть, если бы Эвелин не захватила мой кабинет, меня всегда можно было бы найти там и приглядывать за мной было бы проще! – взорвалась профессор Доуви и поспешила вниз по лестнице. Поллукс, пыхтя, понеслась следом.

Глаза Агаты широко распахнулись.

До начала следующего урока оставалось еще тридцать минут, и она стремглав бежала по спиральной лестнице из хрусталя к старому кабинету профессора Доуви. Она искала одинокую белую дверь на шестом этаже, украшенную изумрудным жучком. Теперь на его месте красовалась синяя бабочка. Агата окинула взглядом лестничный пролет, чтобы убедиться, что за ней никто не шел.

Она потянула за серебряную дверную ручку, но дверь была заперта. Агата выставила свой горящий палец и послала в замочную скважину оглушающее заклятие, затем расплавляющее заклинание, а потом отчаянно пульнула замораживающим…

Замок щелкнул.

Возбужденная своей удачей, Агата схватилась за ручку – и вдруг поняла, что дверь открывается изнутри. В панике она успела спрятаться под лестницу.

Дверь широко распахнулась, и оттуда высунулся сначала длинный нос, а затем и все веснушчатое лицо девочки. Ее глаза шныряли туда-сюда, осматривая коридор, а затем она поспешно выбежала из комнаты и ловко спустилась вниз, съехав по перилам.

Агата, свернувшаяся на полу, глазела на рыжеволосую девочку, исчезавшую из поля зрения.

Что делала Яра в кабинете декана?

Вдруг Агата услышала скрип у себя за спиной и обернулась. Дверь кабинета закрывалась и вот-вот была готова защелкнуться на замок…

Она еле успела просунуть свою ногу между косяком и дверью.

Профессор Мэнли дважды заходил в комнату Страха до ужина, обещая покормить Тедроса, если тот расскажет ему, где находится Сториан. Тедрос уверял, что не знает… И другого ответа у него не было. И Мэнли снова оставлял принца голодным.

Свет появлялся в канализации лишь на закате, когда отражение заходящего солнца в озере разбивалось на тысячи лучиков, неся оранжево-рыжее свечение из тоннелей Добра в тоннели Зла. Тедрос сидел на металлическом каркасе своей кровати в кромешной тьме, слушая, как бурлящая у этого берега Озера-на-Полпути грязь бьется о камни. Прошло шесть дней с тех пор, как он ел последний раз. Его сердце билось медленно и вяло, словно сломанный механизм часов. Пустой желудок болел так, что он не мог стоять. Зубы стучали от холода даже в жарких и душных тоннелях.

Сегодняшнего наказания он не выдержит.

Кто-то отпер дверь темницы и со скрипом открыл ее, но принц даже не поднял глаз. До тех пор, пока не почувствовал запах мяса.

Филип поставил перед ним плошку с бараньей отбивной и пюре и отошел назад.

– Я сказал Мэнли, что это для Кастора, – произнес он нарочито низким голосом. – А Кастору – что это для Мэнли.

Тедрос вылупился на этого загадочного принца, который был так силен и в то же время так не-уверен в себе, словно мальчик, который не знал, как себя ведут мальчики. Он слишком много улыбался, слишком близко стоял к остальным мальчикам, слишком много играл со своими волосами, ел подозрительно маленькими кусочками, постоянно ощупывал свое лицо, будто проверяя, не вскочил ли там прыщик… А самым странным в нем были его глаза – большие изумрудные глаза, иногда ледяные, иногда глубокие и беззащитные, будто он колебался, как маятник, между Добром и Злом. Давным-давно Тедрос был очарован такими же глазами…

И тот урок он усвоил.