В ХВАУСе абитуриентов по ночам привлекали к труду: мы прокладывали трамвайные пути. Чтобы избежать этой непривлекательной работы, я вспомнил о своем умении рисовать и вызвался оформлять учебные пособия на цикле тактики. Мне велели сделать два хороших рисунка, которые, как я понимал, должны были пойти в приемную комиссию. Поняв, что от этого зависит моя судьба, я очень постарался и выдал им самолеты МиГ-15 и Ту-16 с полным пушечным вооружением, чем поверг офицеров в изумление – откуда пацану известны закрытые данные? Им было невдомек, что я по крупицам, жадно, где только мог, собирал для себя все, что касалось авиации. Причем делать это в то время было чрезвычайно сложно из-за отсутствия какой бы то ни было информации – всё было под секретом. Отчасти мое творчество сыграло свою роль, и я был зачислен курсантом.
Но уже через полтора месяца пришел приказ Главкома ВВС маршала П.Ф. Жигарева: летный факультет ликвидировать, обучение и выпуск производить по специальности «техник по РЭСОС *». Курсантам непризывного возраста разрешалось просить об отчислении, остальным, даже несогласным – продолжить обучение по новой специальности – дослуживать в караульной роте. Развернувшаяся агиткампания о бесперспективности полетов «задом наперед» (а значит, мол, и жалеть нечего!) дала свои результаты. Из всего курса (150 человек) на отчисление пошло только 5 отчаянных фанатов, в числе которых первым был я. Аббревиатуру ХВАУС мы немедленно расшифровали как «X.. вам, авиаторы, увидеть самолеты…»
Родители жили бедно, поэтому отец, бывший, кстати, радио- и электротехником, к моему решению отнесся крайне отрицательно. Но я уже побывал «в людях», и в моей душе успели взойти ростки свободы и самостоятельности. Выбрав ближайший областной центр, где был аэроклуб (им оказался Брянск), я уехал туда.
Устроившись на железную дорогу рабочим (17-летнего больше нигде не брали, лозунги «Комсомольцы – на самолет!» и «Комсомол – шеф авиации» мне не помогли), поступил в аэроклуб. Всю зиму на «железке» забивал костыли в шпалы и получал 30 рублей в месяц. На кашу хватало, но без масла, а ведь весной предстояло пройти ВЛЭК **…
Купил рыбий жир и начал пить по утрам по столовой ложке натощак. Как вспомню сейчас эту гадость!… Бр-р!.. Трудное было время. С детских лет не верил гадалкам и предсказателям. Но однажды произошел случай, впоследствии сильно пошатнувший мои убеждения.
Как-то вечером нестерпимо захотелось есть. Я зашел в ресторан пригородной ж/д станции, где работал на путях, и заказал гречневую кашу и чай. Напротив сидел мужчина лет 40 с палочкой, по виду – фронтовик. Он внимательно, как бы изучающе, рассматривал меня. И вдруг неожиданно, заказав кружку пива, настойчиво убедил меня выпить. Это была, кажется, первая кружка пива в моей жизни, но запомнилась не она, а сказанное этим человеком: «Ничего, паренек! Сейчас тебе трудно, но пройдет три года и у тебя будет всё: и деньги, и девочки, и любимая работа».
От пива на голодный желудок кружилась голова, но слова его врезались в память крепко. И точно: в 1960 году я закончил летное училище, в кармане было первое лейте нантское жалованье, а рядом находилась красавица-студентка, ставшая впоследствии моей женой…
Наверное, это стечение обстоятельств, но так было.
Всю жизнь с теплом и признательностью вспоминаю начальника Брянского областного аэроклуба, Героя Советского Союза, подполковника Лагерева Аполлона Яковлевича, личное участие которого сыграло решающую роль в моей судьбе. Это по его настоянию я попал в Балашовское военно-авиационное училище летчиков.
Как наяву вижу залитый солнцем аэроклубовский аэродром Бордовичи и выстроенные в линейку, сверкающие краской и лаком зеленые «Яки». В тщательной отделке машин угадывается высокая технологическая культура. Обилие приборов в кабинах, радиостанция, радиополукомпас. Убирающееся шасси, посадочные щитки, винт изменяемого шага – всё это не могло не поразить наше юношеское воображение.
Много воды утекло с тех пор, много было интересного в летной жизни, многое уже и забыто, но первые в жизни полеты в весеннем брянском небе остались со мной навсегда. И нет для меня в памяти ничего дороже моих первых летных друзей и того времени, когда наша юность и небо встретились!