Min'on, prosto min'on Korostyshevskayai

ножницами. Матушка моя, достойнейшая графиня Шерези, помнится, писала мифическое полотно…

– Если твоя матушка графиня, - перебил мои, оказавшиеся

монологом, размышления коротыш, – тогда ты принцессой

быть не можешь.

– Не могу. Я граф!

Второй коротыш выронил ножницы и чихнул.

– Будь здоров, - сказала я вежливо и сразу велела: – Помогите

мне подңяться.

Пока они тянули меня за руки с угрозой оторвать их к

фаханам, я вещала:

– Позвольте мне закончить о Малихабаре. Теперь я точно

помню, что обряды с баранами и ножницами там проводятся.

Из тучных стад выбирают животное с самым мягким руном и

стригут его наголо, когда лорд наш Солнце находится в

зените…

Когда мне наконец удалось перевалиться через бортик и

встать на ноги, волосы окутали меня плащом. Думаю, это

банальное сравнение не нашло бы одобрения у моего друга

лорда Доре, но сейчас оно полностью отражало

действительность. Из одежды на мне была лишь шелковая

сорочка и волосяной плащ поверх нее. Сорочка доходила до

коленей, шевелюра – до щиколоток.

Сколько же прошло времени, граф?

Я повела головой, закинула за шею руки, собирая волосы.

– Злосчастье наше, Простак, - чихающий карлик обратился к

другу, – мало того, что она не принцесса, так ещё и скорбна

умом.

– Какая разница, Чих, - отвечал тот. – У нее есть нечто, что к

уму отношения нe имеет.

И они посмотрели на меня своими блестящими глазками.

Я обернула волосяной жгут вокруг предплечья, легко присела

и подхватила с земли ножницы. Они оказались тяжелыми, но и

стричь ими я не собиралась. Угрожающе наставив двойное

острие на собеседников, я закричала:

– Где мой пояс, мелкие твари? И, если выяснится, что из-за

того, что вы совершили со мною, пока я была без чувств, я не

смогу его надеть…

Мой «скорбный», как его изволили только что принизить, ум, уже давно сложил два и два. Я – Бастиан Мартере граф

Шерези, могу быть мужчиной, только если на мне волшебный

пояс. А он, в свою очередь, действует, лишь до тех пор, пока я

девица. И, если эти мерзавцы успели меня обесчестить…

Сколько же времени прошло? Судя по обилию моей шевелюры, лет пятьдесят, более чем достаточно для того, чтоб надругаться

над моим телом!

– Меньше двух дней…

Они держали меня в этой коробке пятьдесят лет! Даже не в

коробке, в гробу! Потому что гладкие кованные стенки…

– Сколько? - на мгновение я позвонила себе отвлечься от

страданий.

– Тебя принесли нам позавчера.

– Два дня? На поругание и этого хватит!

Я взмахнула своим оружием. Собеседники не испугались, они попросту не обращали на меня внимания, быстро

переговариваясь.

– Фахан говорил что-то про пояс?

– Не помню, Чих, он говорил с Папашей.

– Значит, если пояс есть, он у Папаши. Что эта скорбная

умом лепечет про надругательство? Ты хоть что-то понял?

– Она, как большинство человеческих дев, считает, что ее

невинность представляет огромную ценность для всех мужчин, которых эта дева повстречает на своем жизненном пути.

– Α невинность…?

– Это как-то связано с их репродуктивностью. Не напрямую, но…

– Скука.

– Согласен.

– Пояс? Она сможет его надеть?

– Если сострижет свои космы, она сможет надеть на себя все

что угодно.

– Слышишь, скорбный ум, - обратился ко мне Чих, он был

чуть выше Простака гораздо писклявее, – я пока схоҗу за твoим

поясом, а ты воспользуйся ножницами, раз уж все рано они у

тебя в руках.

Я бы его послушалась, я даже приподняла ту руку, на

которую была намотана моя шевелюра, но что-то меня

остановило. Может, аналогия с малихабарским жертвенным

барашком. А скорее, жизненный опыт.

– Ты хочешь обменять мои волосы на пояс? – спросила я.

– Ну да, - Чих с готовностью кивнул. - Ты нам – свои космы, мы тебе – побрякушку. Согласна?

Хитрые глаза коротышки вишнево блестели. Святые

бубенчики! Это как дважды два. Если сложить любовь к

человеческим волосам с красными глазами мы получим фею.

– Ни за что на свете, малыш, - ласково протянула я, - ты

просто вернешь мне мoй артефакт, потому что ни одна фея не

может присвоить чужую вещь без разрешения.

Чих замер, сраженный моими умозаключениями.

– Может, в человеческом мире теперь видоизменились

понятия пола? - спросил Простак. - Ну сам посуди, девушка

называет себя графом, тебя – феей, в женском, заметь, роде.

Или эти понятия перепутались только в ее голове? Папаша ведь

ее осматривал? Может там поражение каких-то подчерепных

тканей?

– Болван! – громко решила я. – Не пытайся меня запутать.

Воришки! Вы пытались меня остричь, значит человеческие

волосы для вас представляют ценность. Правильно?

– Ну и дальше что?

– Значит, вы феи!

– Странный вывод.

Я поняла, что умозаключения завели меня в тупик.

– Тогда кто?

– Давай так, - Простак кивнул подельнику, – Чих пороется в

папашиных вещах и найдет твой пояс, а мы с тобой спокойно

договоримся, что именно ты вкладываешь в понятие фея.

– Сначала, - рука уже устала держать ножницы, и я их

опустила к бедру, – ты… Αх, не так. Ты, Чих, все-таки

разыщешь мой артефакт. А ты, Простак… Я же правильно

запомнила как вас зовут? Ты скажешь мне, кто вы такие, без

уточнения понятий.

Чих кивнул и удалился по тропинке в сторону покосившегося

деревянногo сарая.

– Итак? - я прислонилась спиной к бортику ящика. - Кто вы?