Милый мой Игнатиус

— Азбикум! — Фархунд поднял вверх указательный палец.

— Что «азбикум»?

— Азбикум возьмёт твой ум, тебя.

— Так это наркотик что ли?

Фархунд призадумался и покачал головой.

— Не наркотик. Хуже. Он злой, он начинает владеть тобой, и ты становишься безумен.

Час от часу не легче. Безумен! Я принялся допытывать Фархунда, и с горем пополам вытянул из него всю информацию. Когда жабоид рассказывал об азбикуме, он забыл упомянуть, что чувствительность к азбикуму всегда обоюдна: ты чувствуешь его, он чувствует тебя — такой вот, получается, круговорот чувствительности в Миру, и на этой основе азбикум постепенно, день за днём, шаг за шагом овладевает сознанием человека и подчиняет его себе. Ох, что только не вытворяют такие подчинённые. Каждый чуткий обладает определённой стойкостью к азбикуму, у одних она сильная, у других слабая, но исход всё равно один: рано или поздно они сходят с ума, теряют память, кончают жизнь самоубийством. Как точно выразился Фархунд — азбикум забирает их себе. Теперь понятно, почему один из моих предшественников загремел в психушку, а другой убежал в лес.

Жабоид лгал мне с самого начала. Скотина! А для Василисы я был всего лишь расходным материалом. Одно только не понятно по-прежнему: зачем мы полезли в банк и почему хотели украсть Горбунка у Верлиоки, если без официального отказа хозяина любой артефакт бесполезен? Ну ладно кладенец, его всё равно в ячейке не оказалось. Но Горбунок-то был! Получается, жабоид изначально планировал убить Верлиоку? Вот же великий актёр: Игнатушка, стреляй... два витязя... В следующий раз надо будет в него самого выстрелить.

Как же мне надоели эти открытия. Сначала я узнал, что Василиса дочь Кощея, что она должна убить папу, теперь азбикум, который должен убить меня. Мне точно надо поспать, а утром на свежую голову обмозговать всё заново и... И надо было к стакану апельсинового соку заказать стакан коньяку.

Ко мне вернулась усталость. Я широко зевнул, поблагодарил Фархунда за предупреждение и попросил его найти дворецкого и передать тому просьбу насчёт ста грамм армянского к завтраку. Фархунд обещал передать. Уже возле двери я окликнул его.

— Слушай, а как свечи потушить?

Фархунд щёлкнул пальцами, и свечи погасли. Интересный способ, надо будет потренироваться на досуге.

Спал я крепко. Я даже не слышал, как утром приходил лакей и поставил на столик поднос с завтраком. Мне снился какой-то бедлам, кто-то куда-то бежал, кого-то ловил, из чего-то стрелял. Я наблюдал за этим с высокого дуба и считал себя птицей. Странный сон, надо спросить Василису, что он может означать. Она волшебница, она должна знать... И тут я вспомнил разговор с Фархундом.

Я резко поднялся в кровати и уставился на столик. Фархунд сдержал слово — на подносе стоял бокал с заветной жидкостью золотисто-шоколадного цвета. Мне даже показалось, что я чувствую запах — лёгкий налёт ванили и свежей стружки. Я взял бокал, помял его в пальцах и поставил назад. Не хочу. Вчера вечером было настроение выпить, а сегодня утром его не стало. Я сходил в ванную, побрился. Вытираясь полотенцем и разглядывая себя в зеркало, подумал, что перед тем как идти куда-то, неплохо бы вооружиться. Если Василиса начнёт требовать артефакты... Как она начнёт требовать? Пытать меня будет? Привяжет к стулу и начнёт тыкать электрошокером? Фархунд сказал, что она умеет добиваться своего.

Я вернулся в комнату. Обрез лежал под подушкой, Горбунок бегал где-то по дворцу, знакомился с местными крысами. Если я приду с оружием, это будет выглядеть не вполне дружелюбно по отношению к хозяевам. Меня спасли, накормили, дали ночлег, а я к ним с обрезом под мышкой. Некрасиво. Да и неизвестно наверняка, что Василиса хочет завладеть моими артефактами. Использовать их с моей помощью — да, согласен, но отнять — это как-то несолидно.

В дверь постучали, и голос дворецкого позвал меня в библиотеку. Я ещё раз посмотрел на подушку, под которой лежал дробовик, быстро оделся и вышел из комнаты. В коридоре было пусто и тихо. Для такого большого дома подобная тишина кажется угнетающей. Прислушиваясь к каждому шороху, я прошёл к лифту и поднялся на минус первый этаж. Возле библиотеки меня встретил дворецкий.

— Как вам коньяк-с? — вежливо осведомился он.

Я не сразу понял, о каком коньяке идёт речь. Коньяк? Какой коньяк? Ах, да, коньяк...

— По запаху очень недурственно, ей богу. Но на вкус как-то... Не попробовал я. Желание пропало, торопился. Прости.

Мой ответ, казалось, его огорчил.

— Очень жаль, — вздохнул он. — Однажды мне довелось побывать на Всемирной выставке в Париже, и в одном из винных павильонов я приобрёл бутылку Rémy Martin тысяча восемьсот семьдесят восьмого года. Госпожа Василиса коньяк-с не потребляют, предпочитают авторские столовые вина из Крыма, и я весьма обрадовался появлению в нашем жилище истинного ценителя коньяков-с. А вы не попробовали...