Вечер был окрашен в медные тона. Карлос и психолог сидели с бокалами пива на террасе, плотно примыкавшей к верхнему участку подвесной канатной дороги. Отсюда открывался эффектный панорамный вид на западную часть Мадрида — на улицы и проспекты, запруженные автомобилями, тысячи и тысячи зажженных фар, заметную черную шапку смога, накрывавшую город.
По склону холма ритмично, одна за другой, поднимались кабины канатной дороги. Большая часть их была пуста, но время от времени Хулио встречался взглядом с чьей-то физиономией, прижатой к стеклу и проплывавшей мимо чуть выше его. Жужжание электромоторов и лязг вагонов при прохождении очередного столба опоры действовали на Хулио усыпляюще. Столь же умиротворяюще выглядели и отблески последнего предзакатного солнца на металлических бортах кабин.
Чуть поодаль, на открытой площадке несколько молодых парней затеяли игру в футбол наполовину сдутым мячом. Их поддерживали трое на редкость голосистых и визгливых девиц, беспрестанно выкрикивавших комплименты по поводу мастерской игры своих приятелей.
Муж Кораль провел рукой по шее и запустил пальцы с носовым платком за жесткий пластиковый воротник, чтобы вытереть пот. С каждым днем он чувствовал себя все хуже и хуже. Правая рука и плечо теряли подвижность, боли постоянно усиливались. Омедас никогда раньше не видел его таким мрачным и неразговорчивым.
Карлос опоздал на встречу чуть ли не на полчаса. Это обстоятельство позволило им начать разговор с нейтральной, болезненной в равной степени для обоих темы дорожного движения и пробок, в особенности на шоссе М30 в районе Висенте-Кальдерон. Затем беседа незаметно перешла на погоду и проклятие Мадрида — июньскую жару. В это время года все нормальные люди, у которых есть такая возможность, собирают чемоданы и бегут из раскаленного города куда глаза глядят. Впрочем, в этот предзакатный час жаловаться на жару было бы несправедливо. Солнце садилось, здесь, на вершине холма, на террасе, было достаточно свежо и комфортно.
Хулио не мог не заметить, что Карлос был явно недоволен тем, как идут дела. При этом он определенно связывал многие сложности и неудачи с той ролью, которую играл во всем этом Хулио. Ни отец, ни сам Омедас еще не забыли, как тяжело им обоим дался тот вечер, когда Нико испортил всем свой собственный день рождения и отец запер его на ночь в сарае. Хулио после этого пришлось стать свидетелем семейной ссоры, в которой ему выпало оказаться между молотом и наковальней.
При этом он — сознательно или же нет — целиком и полностью выступил на стороне Кораль. Все инициативы и идеи Карлоса были разбиты им в пух и прах. Сначала он убедительно доказал отцу, что отправлять ребенка в интернат нет никакого смысла, затем опроверг гипотезу Карлоса о том, что у Нико развивается так называемый синдром маленького императора, и всячески выступал против ужесточения наказаний. В итоге все доводы Карлоса были разбиты. Он остался с пустыми руками перед рассерженной супругой и психологом, вооруженным до зубов специальными знаниями. В довершение всего Хулио дал Кораль весьма действенное оружие в борьбе против мужа.