– И спрошу. Прямо не верится, Марио не пошел посмотреть, как поют хорошенькие пансионерки! А вообще, почему я должна унижаться, что-то спрашивать? Мне надоело гоняться за призраками. Извини, но я устала.
Красавица повернулась к юноше боком, мечтательно уставившись вдаль, будто под ее балконом никого не было.
– Любимая, твое недоверие меня убьет.
Она звонко расхохоталась:
– Все кончено, Марио, – и скрылась за тяжелыми бордовыми шторами.
Но он знал, что все не могло быть кончено, ведь во время поворота ему было позволено увидеть тонкую щиколотку.
Они познакомились суровой зимой, когда в Венеции застыла лагуна и неунывающие горожане нацепили коньки. Марио и Мария, тогда еще дети, столкнулись на льду. Им было суждено полюбить друг друга, но порой случайность торжествует над судьбой.
Череда ссор началась с недоразумения. В городе, где богатые и бедные, знатные и простолюдины, верные и гуляки с легкостью меняются ролями, лишь надев подобающий костюм и маску, было немудрено ошибиться. Сюда спешили со всего света специально для этого – обмануть и оказаться обманутыми.
Друг Марио одолжил у того карнавальную маску и пошел в игорный дом. Мария, которой тот сказался больным (а таковым он и был!), решила провести вечер там же. Приняв друга юноши за Марио и увидев его мирно болтающим с разными дамами, она горько разочаровалась в любимом.
И люди, и вещи мешали им. То обветшалый дом бросит доску под ноги Марии, спешащей на встречу с Марио, то завистливый друг шепнет сплетню. Девушка постоянно устраивала проверки, раздувая пламя недоверия. Потушить огонь мог бы какой-нибудь романтический порыв, готовность к самоотречению ради любви, но наш герой проявлял благоразумие, в то время как Мария толкала его на новые и новые безрассудства.
Однажды она попросила его переодеться в дожа[25] во время карнавала, что было строжайше запрещено, и в таком виде проплыть под ее балконом. Марио, пытавшийся балансировать между горячими чувствами и холодным рассудком, уступил ей, но подослал гондольера, заплатив тому хорошие деньги. А чем не поступок! Мария тотчас разгадала подлость, доказательство его лживой натуры – гондольер забыл снять перстень, который сверкнул на солнце именно в тот момент, когда Мария уже растаяла от счастья. Перстень гондольера она узнала тотчас.
Доверие таяло, наслаждение обществом друг друга ускользало, и все же через неделю после созерцания щиколотки Марио сделал ей предложение.
Отказ Марии его обескуражил. Да, это был внезапный порыв. Да, он сделал его в порыве страсти, как только увидел ее в гостях у случайных знакомых. Да, они не успели помириться, и Мария еще не забыла обиду. И все же юноша никак не ожидал услышать «нет». Предложение само по себе должно доказывать, что он любит ее одну, но этого было недостаточно.
Марио пустился во все тяжкие, движимый обидой и злостью. В объятиях продажных женщин он представлял себе, как до Марии дойдут слухи о его похождениях, как некрасиво искривится ее рот. Марио хотел, чтобы ей было больно, но к нему все чаще и чаще подкрадывалась мысль, что он безразличен Марии. Это вытягивало волю к жизни. Юноша много пил, начал курить опиум, практически не расставаясь с трубкой. В винной лавке за углом с ним здоровались особенно доброжелательно.
Когда ночью ему послышался стук в окно, он списал все на хмель и лишь перевернулся в постели на другой бок. Более настойчивые удары все же вытащили его из уютной кровати. Внизу, в гондоле, в черном плаще была она. Только луна освещала прекрасное лицо Марии. Оно будто светилось изнутри.
– Я передумала. Давай поженимся!
– И я передумал. Спокойной ночи! – Марио отвернулся, зачем-то гордо задрав нос, но от окна не отходил. Она же – юноша знал это, даже не глядя на нее, – покраснела, как томатный соус для спагетти.
Марио был счастлив: «Женщина одумалась! До чего же смелая решиться на такое! Сбежать из дома ночью в городе, где тебя всюду подстерегают грабители, скользкие камни, мосты без перил, пьяницы… Завтра же пошлю ей букет роз, и мы будем счастливы до конца наших дней. А пока пусть помучается, как мучился все это время я».
Мария открыла карточку, которая прилагалась к букету красных роз, и прочла имя. Девушка не спала сутки, и ее уставшие глаза лишь на мгновение озарились внутренним светом, но вскоре вновь потемнели. Словно невидимый кукловод подтянул за ниточки к центру лба брови: «Я ему покажу!» Она била цветы об стену и пол, зачем-то хлестала им служанок, будто это были не колючие красавицы, а веник для русской бани.
Когда буря утихла, под густыми бровями опять непогодилось:
«Неужели он думает, что букетом жалких роз может искупить вчерашнее поведение? Избавиться от следов разбитой гордости и унижения? И после того, как я, несмотря на сомнения в его верности, решила отдаться ему? Зная, что отец может сослать меня в монастырь за разговор с юношей, я сбегаю под покровом ночи и в награду получаю отказ?»