Милые Крошки

Багаж поддал газу. «Ягуар» понёсся по длинной прямой дорожке через холмистый парк с оленями. Впереди замаячили белые башни замка Олрайт. Из бойницы в стене пыхнуло дымом, и что-то просвистело над крышей «ягуара».

— Провалиться мне, — сказал няня Пит. — Кто-то по нам стреляет. Из пушки.

Губы у Маргаритки вытянулись в ниточку.

— Пистолеты гадкие, но аккуратные, — сказала она. — Пулеметы мерзкие, но иногда их можно понять. А пушки и подлые, и неопрятные, и неточные, и вовсе отвратительные. Я категорически против пушек. Останови машину.

Она вылезла, решительно прошагала по подъемному мосту и остановилась под аркой. Из бойницы за ней подозрительно следили голубые детские глаза. Дворецкий в полосатом жилете открыл громадную клепаную дверь. Маргаритку поглотил сумрак.

— Вот пошла храбрая маленькая женщина, — сказал няня Пит.

Подхватив сумку с набором гаечных ключей, Кассиан рысью устремился за сестрой. Что-то подсказывало ему, что ей понадобится помощь. Большой Багаж припарковал «ягуар» за оказавшимся поблизости бункером. Потом они с няней Питом поглубже натянули котелки, схватили мешки для добычи и тоже двинулись к замку.

* * *

В замке Олрайт всё оказалось примерно так, как и представляла себе Маргаритка — надменный дворецкий, оленьи рога на стенах; кочерги, инкрустированные бриллиантами, поблескивали в огромном мраморном камине.

— Мисс Генриетта в детской, — процедил дворецкий. — Барин Артур на западной стене. Её светлость просили напомнить вам, что барин Артур нежный ребёнок и нуждается в постоянном внимании и заботе. То, что он стреляет по людям из пушек, надо воспринимать как вопль о помощи.

— А когда вернется её светлость?

— Её светлость не сказали, — ответствовал дворецкий. — Её светлость и его светлость отбыли в Шотландию охотиться на диких животных. Обычно это занимает месяц или около того. Иногда больше.

— Ага.

— И осмелюсь заметить, — сказал дворецкий, — желаю удачи, птичка, ибо она вам понадобится. Няню Гризли увезли в психиатрическую лечебницу сегодня ровно в четыре пополудни, и сразу же началась стрельба. Уместно ли тут что-нибудь добавлять?

— Люблю энергичных детей, — сказала Маргаритка. — Где у вас детская?

На второй лестничной площадке турецкий ковер кончился и начался линолеум. На третьей под ногами у Маргаритки заскрипели голые доски, а воздух привычно запах пригорелым заварным кремом. За белой дверью кто-то наяривал гаммы. Маргаритка вошла.

Как она и ожидала, это была детская. На стенах портреты нескольких поколений плюшевых мишек и картины с Хорошими Детьми на цветущих лугах: дети в пышных юбочках, бархатных штанишках и чистых белых носочках. Маргаритка и Кассиан остановились.

Тут был ещё стеклянный ящик с чем-то, похожим на заплесневелый мешок опилок. У Маргаритки екнуло сердце: то был торс Королевского Михаила!

За роялем сидела девочка в опрятном платьице, с аккуратно расчёсанными волосами и голубой бархатной ленточкой вокруг головы. Носочки на ней были такие же белые, как на картинах. И лицо примерно такого же цвета.

— Няня! — воскликнула она с бледной улыбкой.

— Ты, должно быть, Генриетта, — сказала Маргаритка. — Уменьшительное Гетти? Или Этта?

— Просто Генриетта, — сказала девочка и чинно поджала губки. — Слава богу, что вы пришли. Я хотела пожаловаться на Артура. Я знаю, что он чувствительный мальчик, но это не значит, что надо расстреливать людей из пушек. Я шокирована, и няня Гризли тоже была шокирована, но она уехала, и я не понимаю, почему. Скоро пора пить чай.

— Няня сделает тебе пригорелого крема, — сказала Маргаритка.

Бледная дурочка захлопала в ладоши.

— Прекрасно, — крикнула она.

Кассиан спросил:

— Но почему ты любишь пригорелый крем?

— Потому что он мне полезен! — Девочка смотрела на Маргаритку, как собака в ожидании косточки.

— Умница, — слегка вздрогнув, сказала Маргаритка. — А теперь давай послушаем, как ты играешь гаммы.

Чистые пальчики заходили по клавишам, не спеша, медленно, скучно и без ошибок. Кассиан сказал:

— Меня сейчас стошнит.

— Как тебе не стыдно! — прошипела Маргаритка. Она сбегала на кухню и вытащила из холодильника персики, мороженое и непригорелый заварной крем. Всё это стояло между бутылками с шампанским и банками чёрной икры, а на холодильнике была надпись: ТОЛЬКО ДЛЯ НЯНЬ — ДОТРОНЕШЬСЯ И УМРЕШЬ. Работа заняла у неё ровно три минуты.

Генриетта съела много.

— Это было вкусно, — весело сказала она. Потом её нежное личико помрачнело: — Но что-то было неправильно.

— Не пригорел? — спросила Маргаритка.

Генриетта растерялась, пожала плечами и чуть не заплакала.

— А как насчёт «Ешь-Что-Тебе-Дают»? — сказала Маргаритка.

— Но ведь было вкусно!

— Впредь всё, что невкусно, отправляй назад.

У Генриетты задрожали губы.

— Всегда надо стоять на своём, — сказала Маргаритка.

— Но тогда ставят в угол. Коленями на горох. И отправляют спать без ужина. Я не могу.

— А ты попробуй.

Но Генриетта снова принялась играть гаммы, медленно, скучно и оглушительно.

— Слушай, — сказала Маргаритка. — Не обязательно делать то, что тебе велят…

— ЛЯ, ЛЯ, ЛЯ, — запела Генриетта. — НЕ СЛУШАЮ!

Неожиданно БУХНУЛА пушка, задребезжали стёкла.