Ватрушка, естественно, не ответил, и старая самка повернулась к нему спиной, начав смешивать в стеклянной колбе дурно пахнущий раствор.
Если бы фуцанлун знал, что это такое, ни за что не стал бы глотать горькую гадость. И детеныш у черной самки тоже хорош – еще и шею ему массировал. «Нет, – решил дракон, обиженно свернувшись в самом дальнем углу комнаты, – иметь дело с человеческими детенышами категорически нельзя».
Что забрали зубчатые колеса – ладно. Поиграют и отдадут. Безошибочное чутье подсказывало ящеру, что в таких вопросах самке можно было доверять.
После неприятной процедуры она положила шестеренки на середину стола, посмотрела на них с секунду и, не удовлетворившись слишком доступным местом для такой ценности, снова взяла в руки, убрала в ящик стола и заперла на ключ. Задумчиво погладила замок.
– Все слишком просто, – пробормотала старая и покосилась на угрюмого фуцанлуна. – Пожалуй, ты отдохнешь в другом месте, а за тебя покараулит Кусаев.
Почувствовав, что к нему обращаются, дракон нехотя поднял голову с лап.
– Нет-нет, даже не возражайте, ваше драконье величество. Мой слуга будет безмерно рад такой возможности.
К счастью, Ватрушка был существом отходчивым. Да и черная самка, казалось, чувствовала за собой какую-то вину, потому что посреди ночи, когда дракону не спалось в чужом незнакомом доме, вдруг позвала фуцанлуна гулять в сад.
Ватрушка хотел сначала повредничать для приличия, цапнуть ее пару раз за непривычно худую ногу. Но сдался, стоило коварной соблазнительнице распахнуть окно. Оттуда повеяло такой свежестью и ароматом ночных цветов, что фуцанлун, будто завороженный, перемахнул через широкий подоконник, хотя сроду ни на что выше ступеней не залезал. В доме Хозяина его не так-то часто выпускали гулять, да еще по ночам.
Самка потушила в логове свет, а затем перелезла за ним следом, держа в руках темное одеяло и свою палку. Оказалось, что дракона звали вовсе не гулять.
– Как вы относитесь к ночевкам на свежем воздухе, о величайший из драконов? – почтительно спросила старая.
Ватрушка относился прекрасно. Он уже и позабыл, каково это – спать на улице, слушать ночные шорохи, стрекот насекомых и уханье птиц. Правда, в городе ночь была совершенно другой – откуда-то издалека доносился стук копыт по асфальту, а за соседским забором сдавленно хихикал женский голос и что-то шептал мужской.
Черная самка выбрала кусты погуще, завернулась в одеяло и подтянула к себе под теплый бок дракона.
– Ну-ну, не надо об меня тереться, что еще за нежности? – тихим шепотом возмутилась она, когда фуцанлун решил показать ей свое удовольствие от происходящего. – Ваша чешуйчатость, что же вы ластитесь ко мне, будто я самка? Погоди-ка… Нет… Не может быть!
Дракон ничего не понял, но лег поближе, чтобы было теплее, а неугомонная завертелась вновь, будто блохи ее кусали.
– Ну вот посмотри, у меня кадык и щетина. И… хотя, впрочем, этого тебе я показывать не буду… Выдумал тоже – самка! На вот хорошенько понюхай.
Самка зачем-то сунула Ватрушке под нос свою длинную конечность. Старая и костлявая, наверное, мерзла. Дракон вздохнул и в благородном порыве положил на конечность голову, подышал, согревая дыханием.
Человечиха протяжно застонала, видно от благодарности и облегчения, и успокоилась. А Ватрушка почти сразу уснул.
Спустя какое-то время чуткий сон фуцанлуна прервал легкий толчок в бок.
– Не храпи, о сотрясатель земной тверди. Гостей спугнешь, – прошептала черная.
И впрямь, помимо них в саду кто-то был. Дракон подслеповато пригляделся, но тщетно. А когда принюхался – сразу опознал. Чужак это! Больше никто так резко не пахнет мылом. Вот он поковырялся чем-то в щели между рамами, растворил их почти бесшумно и скользнул внутрь.
– Приготовься: как полезет обратно, надо его попугать. Пусть лицо покажет, чтоб уж наверняка. Я захожу слева, а ваша чешуйчатость справа.
Самка достала из одеяла палку, раздвинула ее у того конца, на котором была вырезана собачья голова: сверкнул узкий тонкий клинок. Но когда чужак полезет обратно, они так и не дождались, потому что из дома послышался шум и какие-то невнятные голоса.
– Ах ты ж, богатырь былинный! – выругалась человечиха.
Она вылезла из кустов, в три огромных скачка достигла распахнутого окна, подпрыгнула и тоже скрылась внутри дома. Ватрушка за такой резвостью ну никак не мог поспеть. А когда подошел к окну, оказалось, что еще и внутрь самостоятельно залезть не в состоянии.
Вот что у них там происходит?
От беспокойства он издал два или три протяжных трубных рева, но, когда его голос подхватили все окрестные собаки, решил, что этим делу не поможешь. Да и ждать пришлось недолго: спустя всего несколько минут из окна вывалился чужак. Вот тут Ватрушка не оплошал – с разбегу врезался ему толстым лбом в ногу. Уж как недостойный потом хромал до калитки – любо-дорого посмотреть.